Сергей Платонов: «Антисоветское» кафе

Предисловие редактора

НОВАЯ КНИГА. Как вы помните, уважаемые подписчики и читатели, в предыдущие 2010—2012 годы творчество писателя Сергея Платонова было объемно представлено на страницах «Вольной Кубани». Именно тогда печатались главы из документально-художественных произведений «Россия: правда о власти», «Преступление без наказания» (книжный вариант — «Горбачевы: чета президентов») и «Последняя смута».

Публикации Сергея Платонова в независимой народной газете вызвали значительный общественный резонанс. Редакция и автор получили много писем, телефонных и интернетовских откликов от благодарных кубанцев. Прозвучали в том числе и такие закономерные вопросы: «А будет ли продолжение этих книг? Как автор видит и оценивает развитие современной России? Каковы в дальнейшем судьбы центральных фигур государства? И самое, пожалуй, главное — что ожидает страну и народ завтра?». Увы, непростые вопросы, на которые, хотя и трудно, надо давать ответы…

Вот и пытается писатель-патриот Сергей Платонов, как истинный россиянин и державник, помочь себе и нам, люди, в поиске исторических истин. Ибо от правильных, не искривленных угодничеством и кривдой, четко выверенных временем ответов зависит и день сегодняшний, и в целом наше будущее.

Новую книгу о жизненной и политической судьбе Владимира Путина писатель намечает завершить и издать в начале 2014 года. Публикацию первых десяти глав из нее редакция планирует уже на осень (сентябрь—ноябрь) сего года.

А сегодня мы предлагаем вам, друзья, одну из глав. На мой взгляд, не просто весьма интересную, а, признаюсь, захватывающую естественным человеческим желанием — поскорее узнать продолжение сюжета…

Впрочем, всему свое время!

С уважением к вам, вольнокубанцы, главный редактор Виктор ЛАМЕЙКИН.

В пятницу после последней пары слушатели развед-института «в лесу» не задерживались. На вахтовом автобусе они выезжали из подмосковного спецгородка на Пятницком шоссе до ближайшего конечного метро «Речной вокзал», а дальше — кто куда. Но многие, и особенно иногородние, выходили на станции «Стадион «Динамо». И любовь к спорту здесь ни при чем. Целью их поездки было кафе напротив гостиницы «Советская». Поэтому между собой они по привычке все шифровать говорили: до встречи в «антисоветском», то есть в кафе напротив гостиницы. Само это слово среди сотрудников разведки обычно звучало только в негативе. И обозначало зарубежные антисоветские организации как один из объектов их профессионального интереса.

Слушатель из Ленинграда майор Платов, если не ехал на выходные в северную столицу к семье, в таких посиделках всегда участвовал. Как старшине отделения ему было интересно и полезно проводить свободное время вместе с товарищами и одновременно подопечными. Да и расслабиться за чаркой или бутылкой-другой «Жигулевского» он не чурался. Не обходилось, как водится в таких ситуациях, и без разговоров «за жизнь». Правда, на темы учебы и будущей службы здесь существовало жесткое табу, и соблюдалось оно строго. Только анекдоты и нейтральные разговоры типа семейных, спорта, охоты и рыбалок. Иногда на таких посиделках в учебных целях разыгрывались сценки псевдочествований товарищей за производственные, творческие достижения или в связи со знаменательными датами.

И никто из них не носил настоящих фамилий. От папы с мамой оставляли только первую букву. Тот же Платов на самом деле был Владимир Путин — будущий Президент России.

Несмотря на эти и другие элементы конспирации, работники кафе между собой считали, что эти посетители — ребята из располагавшейся недалеко от Белорусского вокзала школы КГБ или какого-нибудь актерского факультета, и называли этих молодых мужчин спортивного вида, но с явными признаками интеллекта и артистизма «дяденьками шпионами» или актерами. Не ошибались они только в том, что в школе по соседству действительно готовили контрразведчиков, а те как раз фактически учились на разведчиков и «артистов» одновременно. Ведь эти два ремесла так близки.

После получения разведывательной подготовки большинство из пятничных посетителей «антисоветского» направлялись из одного леса в другой — в Ясенево. На два-три года для стажировки в Главном разведывательном управлении КГБ. А уже потом выезжали для работы в заграничных резидентурах. Неудачники отправлялись для прохождения дальнейшей службы в тех управлениях госбезопасности, откуда приезжали. Или вовсе отчислялись из органов и возвращались на гражданку. Часть из них не могли овладеть в необходимой мере иностранным языком. Некоторые не выдерживали проверок на профессиональную пригодность или надежность. Платов (он же Владимир Путин) все испытания прошел на «отлично» и в числе немногих, минуя Центр, сразу получил направление на службу в германский Дрезден. Это совпало с его желанием как можно скорее заняться практической разведывательной работой. При этом учитывались зрелый возраст офицера и почти десятилетний опыт работы в Ленинградском управлении Комитета государственной безопасности.

Красивый и богатейший прежде центральный город Саксонии в войну был сильно разрушен американскими бомбардировками. Ко времени приезда Владимира с женой Людмилой и годовалой дочкой Машей Дрезден был восстановлен. Но в результате характерный для старых немецких городов облик оказался сильно утраченным. Поэтому после масштабного и имперского Ленинграда он выглядел провинциальным новоделом. Но в разведке место службы не выбирают.

…«Крыша» разведчику Платову досталась не самая надежная — должность руководителя советского культурного центра. Особенно по сравнению с посольским или консульским прикрытием. Однако в дружественной ГДР это большого значения не имело, поскольку многие оперативные мероприятия КГБ проводились совместно с ее спецслужбами. Да и жить Владимир с семьей поселился в доме, где жили офицеры штази — восточногерманского министерства госбезопасности.

Шефом дрезденской разведгруппы КГБ в то время был опытный оперативный сотрудник полковник Лазарь Лазаревич Матвеев. По возрасту он годился Владимиру и большинству подчиненных в отцы. Поэтому любил назидать и наставлять. Однажды он пригласил новичка к себе и без предисловий спросил:

— Внешними данными и сдержанностью эмоций вы, майор, схожи с немцами. Это откуда?

— Вы хотите спросить, нет ли у меня немецких корней? По рассказам родителей — нет. А сдержанность? Это, думаю, благодаря многолетним занятиям самбо и особенно дзюдо. Наставники с первой тренировки внушают спортсменам, что эмоции — делу помеха. Чтобы побеждать, надо всегда оставаться хладнокровным. Почти как в главной заповеди разведчиков о холодной голове. Так что спасибо дзюдо! — нарочито эмоционально закончил новый сотрудник.

— В нашей работе нельзя допускать, чтобы сдержанность выглядела равнодушием. Учтите это в работе с агентами-иностранцами. И еще я заметил, что, когда на оперативном совещании обсуждалась ориентировка по академику Сахарову, вы как-то иронично отнеслись к негативной оценке этой фигуры Центром. Вы что, не согласны с ней? И уж заодно: как относитесь к творчеству Солженицына?

— Товарищ полковник, это тест на лояльность?

— Можете и так считать. Для работы в разведгруппе вы приглашены мной, и поэтому хочется лучше знать ваши настроения. Вы же до перехода в разведку работали в пятых подразделениях и на следствии, а там негатива хватает. И контакты с подследственными, и знакомство с конфискованной у зарубежных эмиссаров идеологически враждебной литературы.

— Сначала я недолго работал в секретариате, потом в пятерке и в следственном отделе.

— А почему ушли? Для юриста по образованию лучшего места в системе госбезопасности нет. Не так ли?

— Я мечтал о работе в разведке, а пришлось возиться с диссидентами и преступниками. Потом повезло. В управлении создали отдел «РТ» — разведка с территории. Но из следственного отдела не хотели отпускать. Даже посылали в Москву в Высшую школу КГБ на курсы переподготовки следователей. Но и это не помогло. Я продолжал просить о переводе на оперативную работу. Вы хорошо знаете, что в органах таких, мягко говоря, не очень жалуют. Еще студентом я приходил в Ленинградское управление, так сказать, наниматься на работу. И уже во время службы опять стал проситься в разведку. Думал, что уволят. Нет, послали учиться в развединститут. Так что пока не взяли в «РТ», прошел две переподготовки. И только после третьей — к вам.

…Пятые подразделения и следственные отделы КГБ занимались в основном тем, что в российской истории называлось охранкой, то есть выполняли, как и ранее, жандармские функции. Совместно с пятыми подразделениями они выявляли и привлекали к ответственности террористов. Следили за тем, насколько лояльна к властям такая беспокойная публика, как студенты и преподаватели вузов, работники творческих профессий — художники, поэты, прозаики, музыканты и артисты. Участвовали в их профилактике. Нередко с объявлением официального предостережения. Контролировали деятельность религиозных и других общественных организаций. Пресекали проявления подпольной антисоветчины и противодействовали враждебному влиянию на население СССР зарубежных идеологических центров. Иногда, незаметно для себя, некоторые сотрудники следотделов и пятых подразделений и сами становились инакомыслящими. Поэтому из следователей и «пятерки» старались в разведку не брать. Лишний риск никому не нужен. Перебежчиков и так хватало.

— Так, а что скажете о Сахарове и Солженицыне? Вы согласны, что первый — жертва сионистов, а второй в советском периоде нашей истории видит только негативные моменты? — продолжал тестировать Матвеев.

— Согласен. Хотя если под сионизмом имеется в виду его жена Боннэр, то немного смешно. В нашумевшей статье «Размышления о прогрессе… правах человека…» и что-то там еще Сахаровым ставится проблема реальной угрозы ядерной войны, в которой не будет победителей. С этой принципиальной позицией не поспоришь! Правда, в поведении академика есть какая-то нелепость. «Отец» самого страшного оружия — термоядерной бомбы — становится главным пацифистом.

— Не об этом речь. Он же призывает иностранные государства вмешиваться во внутренние дела СССР в области прав человека. Будто у них нет таких проблем. Кроме того, будучи носителем секретной информации особой важности, Сахаров постоянно встречается с иностранцами… Ну да ладно. А Солженицын? Его книги читали?

— «Архипелаг ГУЛАГ» читал в самиздате. «Красное колесо» и «В круге первом» поступали к нам от таможенников как конфискат у въезжающих из-за рубежа, но они издавались на английском, который я никогда не учил. «Один день Ивана Денисовича» прочел еще в школьной библиотеке. Сильная вещь.

— А про «Архипелаг…» что скажете?

— Литературы там мало. Собственно, в нем впервые так подробно описана сталинская репрессивная система. Страшные преступления! Читать тяжело…

— Я рано остался круглым сиротой, и те же сотрудники НКВД, которых писатель обвиняет во всех преступлениях, меня устроили в детский дом, а потом в железнодорожный техникум. В тридцать восьмом мне было тринадцать. Но о репрессиях я не слышал. Хотя, конечно, они были. По Солженицыну же получается, что в ГУЛАГе сидела треть страны. Где он такие цифры брал? Фантастика! (В 2012 году жена Сол-женицына признала, что количество репрессированных в 20 миллионов писатель устанавливал не по документам, а по собственным наблюдениям во время отсидки и по рассказам зеков. То есть — приблизительно!!! — С.П.) Майор, а вам в голову не приходила мысль, что репрессии были направлены против пятой колонны из сторонников прежнего царского режима и троцкистов? — продолжил разговор Матвеев.

— Можно и так рассуждать. Но как понять уничтожение зажиточных крестьян, неужели они тоже пятая колонна?

— Давайте на этом закончим. Если быть совсем точным, я пригласил вас, чтобы попросить не опаздывать на оперативки. За короткий срок это произошло уже дважды. Планируйте лучше рабочее время. Особенно это важно в работе с агентурой и кандидатами на вербовку. А в целом я вашей работой доволен.

— Извините, Лазарь Лазаревич, больше не допущу, — как-то неофициально и даже почтительно пообещал Платов (Путин).

Но, как показало время, слово не сдержал. Ни тогда, ни после. Был даже случай, когда один опытный агент из немцев под угрозой прекращения сотрудничества просил его быть пунктуальнее! И теперь на высшем государственном посту происходит то же самое. Для него опоздать на полчаса — привычное дело. Иногда случается и на час-два. Хотя как посмотреть. Может, это не он опаздывает, а другие приходят раньше. Иначе почему для одних этот недостаток в минус, а ему — в плюс? Наверное, потому, что везунчик. Или потому, что опаздывать — вообще-то наша черта.

Немецким языком Платов владел не вполне свободно. Но говорил бегло. Пожалуй, лучше других коллег. И почти не пользовался услугами переводчика. Это качество в зарубежных условиях давало фору и не могло не цениться. В оперативных мероприятиях он демонстрировал упорство, уверенность и системность. Сказывался предыдущий десятилетний опыт работы в контрразведке. В модных тогда дискуссиях о перестройке умело воздерживался от крайних суждений, энергично пропагандируя привлекательную и бесспорную идею о построении правового государства. На нередких пивных посиделках в кафе с коллегами тоже соблюдал умеренность.

Вскоре в парторганизации разведточки состоялись очередные перевыборы. С подачи Матвеева и одобрения парткома представительства КГБ в Берлине новичка избрали ее секретарем. Сам он не отказывался, да и старослужащие не горели желанием тянуть лямку дополнительной общественной нагрузки. Принимая в расчет его будущий блестящий карьерный результат, теперь можно утверждать, что это был первый шаг к политической вершине. Но тогда никто так не думал. Скорее сослуживцы были довольны тем, что смогли переложить эту обузу на «салагу». Был в нашей политической истории эпизод, когда ветераны партийного руководства большевиков тоже радовались, что смогли спихнуть не очень престижную техническую партийную работу генсекретаря на плечи «серой посредственности». Имелся в виду Иосиф Сталин. Чем это закончилось, многим известно.

…Из Дрездена Платов—Путин уехал подполковником в родной Ленинград через четыре с половиной года. И, по сути, в другую страну.

Сергей Платонов.