Моя поездка в Гватемалу семь лет назад — с какой стороны ни глянь — везение.
Моя поездка в Гватемалу семь лет назад — с какой стороны ни глянь — везение. И все же глагол «преодолеть» был, пожалуй, главным в преддверии этой командировки.
Дело давнее, на многие события из дня сегодняшнего смотрю философски. Было некоторое смятение: перелететь океан, достичь самой Центральной Америки.
Где она, эта Гватемала, поверьте, никогда и не задумывался. Пришлось посмотреть на карте мира, что-то прочитать по привычке, чтобы иметь хоть какое-то представление.
А тут началось утрясание формальностей. Документы оформлял Олимпийский комитет России, а формированием кубанской делегации руководил приятный молодой человек из окружения губернатора.
Летели, как я потом узнал, все московские журналисты, но и кубанская группа была включена — как же, наш Сочи вошел в тройку финалистов многомесячной гонки вместе с австрийским Зальцбургом и южнокорейским Пхенчханом.
Затребованные документы отправил и стал ждать. Удивило то, что зарубежный паспорт не потребовали, только копию его. Тот, кому приходилось оформлять визу, знает, насколько требовательны консульские отделы к соискателям. А тут вдруг приходит по электронной почте самая настоящая виза.
«И что делать?» — спросил я у московских организаторов.
«А ничего, распечатайте и все. Хотите — вклейте в зарубежный паспорт, хотите — просто возьмите распечатку с собой».
Вообще таких странностей с гватемальскими формальностями было достаточно много. Они как-то очень просто смотрят на многое, не зацикливаются на мелочах — хоть в гостинице, хоть в аэропорту, хоть с местной валютой. Но об этом потом. А пока — о главном.
К российской делегации присоединился уже в московском аэропорту Шереметьево. Созвонился с кубанцами, державшимися кучкой, — две бригады телевизионщиков, несколько пишущих. Кого-то знал, кого-то видел впервые. Но вы знаете, как это бывает: свои быстро срастаются в команду.
А зал отлета был забит журналистской братией. Как потом оказалось, под «чартер» снарядили большущий широкофюзеляжный лайнер, что-то типа ИЛ-96. В одном салоне, поменьше, но, как я понимаю, покруче нашего, летели чиновники разного рода вместе с группой поддержки, о которых следует говорить особо, в нашем — сплошь журналисты.
Сколько же лететь? Знатоки говорили, часов десять-двенадцать. На деле оказалось шестнадцать, если от московского аэропорта до гватемальского. Но тому были причины.
Как оказалось, с авиапассажирскими структурами далекой центральноамериканской страны не было договора о взаимообслуживании самолетов. И потому предстояла посадка в Гаване, где все процедуры и должна была провести техническая служба аэропорта. Что и случилось.
Но это было потом, а пока самолет поднялся в воздух, и мы полетели. Что сказать о самом перелете до Гаваны, а потом и до Гватемалы, столицы страны Гватемала? Да почти и нечего. Гул двигателей, команды экипажа: «Пристегните ремни, самолет входит в зону турбулентности», за чем следовало потряхивание, как на ухабах сельской дороги, периодические обеды-ужины-завтраки, которые в силу необычности нашего местонахождения и похожести меню отличить друг от друга было невозможно.
На мониторе то фильм включат, то появляется карта, по которой медленно-медленно двигалась линия нашего полета.
Почему-то представлял себе, что в Центральную Америку можно перелететь прямиком через Атлантику. Оказалось, нет. Из Москвы взяли курс на Питер, затем Северная Европа, вдоль берегов Скандинавии, потом перелет, как я понимаю, к Американскому континенту, и вдоль берега, думаю, начиная с Канады, в сторону Южной Америки.
Все это рассказывать быстро, а на самом деле время и полет длились медленно и печально. Спасал сборник французских детективов, который в Москве сунула мне опытная авиапассажирка — моя невестка: «Возьмите с собой, а то за это время в самолете со скуки помереть можно».
Читал, дремал, обедал, снова читал.
И вот она, Куба. Самолет летел над островом с полчаса. Прокаленная солнцем земля, поселения, дороги с редкими машинами. Сели. Нас, всю массу народа, высадили, выдав таблички с номерами и словом transit, которые были пропуском назад, в самолет.
Перед выходом предупредили: «Берите с собой все ценное, кубинские уборщики, как сороки, хватают все, что блестит». Посмотрел я на свой багаж: наплечная сумка с документами — забрать, сумка с ноутбуком — оставлять нельзя, раз сказали, книжка детективов на русском языке — ну кому она нужна, на русском-то? Оставил. Каково же было мое удивление, когда ни книжки, ни наушников, ни самолетных тапочек при посадке не обнаружил.
Книжки особенно было жалко — ведь обратно же лететь!
А аэропорт как аэропорт, разве что отличается тем, что крыша навесная. Там как раз зима была, с температурой за двадцать выше нуля, так что крыша не для тепла, а, наверное, только от дождя. А так все как везде — кафе, киоски, суета, шум. Наша почти четырехсотголосая орава суеты добавила значительно. Там Третьяка, который летел в первом салоне, вдруг опознали и окружили, там шумно оккупировали наши сограждане ресторанчик с горячими напитками. А я пошел в магазинчик, чтобы купить сумку для ноутбука — от моей оторвалась ручка.
Зашел, попросил очень смуглую барышню показать и совсем уж было собрался купить, но промахнулся, предложив пересчитать на доллары. Как она на меня глянула! Как на врага, как на американского наймита: «No доллар, no доллар». Я быстренько ретировался, думаю, уйду от греха подальше, а то еще заарестуют за валютную некомпетентность и оставят здесь навсегда.
Смешно. Но вы знаете, угроза остаться в гаванском аэропорту над несколькими моими попутчиками нависла всерьез. Вот те самые таблички, которые нам раздавали при выходе из самолета, при входе в него надо было вернуть. Уж что там произошло, как случилось, но у некоторых их не оказалось — то ли ром в Гаване крепче, чем предполагалось, то ли уверенность в том, что здесь, где «Куба — любовь моя, остров зари багровой», все просто, но без табличек из аэропорта не выпускали ни в какую.
В конце концов все с помощью официальных лиц авиакомпании уладилось, мы поднялись в свой самолет, подсчитали потери и взяли курс уже на Гватемалу.
Лететь, нам сказали, как от Краснодара до Москвы, то есть часа два или что-то около этого. Минуты потекли быстрее. В нашей стране уже наступила ночь, а тут, под крылом, был все день да день. Летели-то мы за солнцем. Но сколько ни летели, а под вечер сели.
Ну я вам скажу, аэропорт здесь тоже был из облегченных конструкций. Но от гаванского все же отличался. Как-то легко устроились все формальности, мне даже представляется, что нас этой огромной кучей и выпустили на волю.
Правда, при всей скорости передвижения по аэропортовским этапам освобождения трудно было не заметить, что не везде чисто, как в Гаване, а с нашими аэровокзалами так и вообще никакого сравнения. Но кто на этом зацикливался! Да и потом, все интересующиеся знали, что Гватемала страна непростая, бедноватая даже по нашим меркам, временами политически нестабильная.
Но именно поэтому Международный олимпийский комитет и решил здесь провести свое заседание, чтобы привлечь внимание к небогатой и не всегда спокойной стране.
Автобусы, гостиница, распоряжение кураторов умыться-переодеться и в другой гостинице, недалеко совсем, метров двести за углом, как раз в той, где и будет заседать МОК, получить материалы. Человек послушный и не обсуждающий приказания, я заселился в просторный номер — хоть конем гуляй, быстро свершил все послеполетные процедуры и вышел на улицу. Нам уже объяснили, что весь событийно-административный комплекс ограничен двумя кварталами: гостиница, где живем, гостиница, где будет заседание МОК и оборудован огромных размеров пресс-центр, Русский дом — как бы связующее звено нашей российской временной диаспоры.
Потому, пройдя метров сто до угла, разминулся, улыбнувшись им и получив то же в ответ, с группой автоматчиков, и попал во временные владения Международного олимпийского комитета. Получил аккредитационный пропуск на свое имя (нынче его все больше бейджем называют), рюкзачок и портфельчик со справочными материалами, непременную майку с логотипом Сочи и вернулся в свою гостиницу. Уже была ночь наших суток, у нас уже следующий день наступил. Потому спать не хотелось. Да и какой сон, если предстояло открытие Русского дома.
О нем можно сказать: умеем, если захотим. А можно и так: захотим — так сумеем. Какой там «дом», это было целое русское подворье. Не видел, не знаю, что там для себя придумали австрийцы и корейцы, был ли у них штабной центр. У нас был, да еще какой. Не захудалый ресторанишко, а двухэтажное строение; не приступочки к двери, а большой двор, где разместили даже хоккейную площадку; не страдание одинокой волынки, а настоящий Кубанский казачий хор; не какие-то канапе с маслинкой на шпажке, а разносольное обилие.
Дом открывали, как водится, с речами, с казачьими песнями, с великолепным джазом Игоря Бутмана. И это, поверьте, сближало, роднило со своей страной. Видимо, такое ощущение себя в этом уголке Гватемалы как дома, снизило и сановный градус у высоких членов российской делегации. Столь занятые и труднодоступные в обычной российской жизненной стихии чиновники здесь стали обычными членами единой команды.
Если взять эти три дня, что мы здесь пробыли, то удалось пообщаться с Александром Жуковым, Игорем Левитиным, Александром Ткачевым, Владиславом Третьяком, Вячеславом Фетисовым, Германом Грефом и многими другими. Не просто поговорить ни о чем, на светский манер, а о деле, о прогнозах, об усилиях, а главное — о том, что будет, если Сочи выиграет. К примеру, Левитина я пытал, что будет с дорогами Кубани при российской победе. Все материалы отправил, все «Вольная Кубань» напечатала, пока я был там.
Вы знаете, устройство Русского дома — это была умная затея. И даже не хоккейной площадкой отмечаю достоинство Дома. Хотя и ею тоже: местные жители лед при их зиме только в холодильнике и видели. А уж когда наши ребята вышли на площадку с клюшками, да ударили, да гикнули-крикнули: «Гол!!!», забор народ облепил: что за русские такие?
Так вот о деле: сюда можно было прийти в свободное время, так сказать, деть себя, здесь можно было с кем-то встретиться, даже перекусить чего-нибудь. Вот здесь, у Русского дома, мы потом и встречали членов МОК, когда они направлялись на свое заседание. Правда, не знаю, планировалась или нет демонстрация русского присутствия.
Но когда мы услышали, как с улицы несется: «Зальцбург! Зальцбург!!!», все высыпали тоже. Австрийские сторонники, то есть немецкоговорящие граждане Гватемалы, специально приехали в столицу, чтобы поддержать Австрию в ее продвижении к Олимпиаде. Кто они такие, откуда у немецко-австрийского парня гватемальская грусть? Да частично оттуда, от итогов второй мировой войны, когда каким-то образом, по определенным чуть позже Нюрнбергским трибуналом причинам пришлось уносить ноги из Германии и прочих стран, ее сторонниц.
Говорят, их и здесь, в Гватемале, и в других странах Центральной и Латинской Америки, не так мало. Представьте себе улицу. По центру идут к залу заседания члены МОК, а по обочинам народ. Как мы их услышали про их Зальцбург, так и потеснили. Нет, упаси Боже, не толкались, не отпихивали, вели себя, как это у нас принято, достойно. Но вы только представьте себе: многократно повторенное слово «Россия» исполнили при нашей общей поддержке артисты Кубанского казачьего хора! Само по себе слово «Россия», не только от наличия в нем раскатистого «р-р-р-р», а скорее от великого мирового явления, которое словом «Россия» обозначено, не очень тихое. А в казачьем многоголосии все остальные призывы иноземцев просто утонули, растворились.
Вы знаете, вот что-то корейцев слышно не было. Может, у них не принято выражать свои эмоции прилюдно. И видно их не было. Только однажды утром у входа в гостиницу вижу вдруг: стоит шеренга в одинаковых одеждах, чистенькие такие, аккуратненькие, ладненькие, подобранные по росточку мальчики и девочки, а перед ними выступает корейский дядечка чуть постарше. Что-то им он говорит, а они кивают. Все! Это корейское отступление — для полноты картины.
Словом, прошли члены МОК. «А где же Путин? Где Путин?» — зазвучал вопрос. Кого-то из высокопоставленных остановили с тем же. «Он уже там!» — и многозначительный кивок в сторону гостиницы с залом заседания МОК. Фу-у-у, отлегло. Значит, есть надежда, что все будет в порядке.
И не надо, уважаемые читатели, при этом улыбаться снисходительно. В то время, в тех условиях, при той сверхзадаче, которая привела нас всех туда, в далекую Гватемалу, каждая плюсовая черточка, каждый обнадеживающий признак, каждый удачный поворот событий как бы добавлял уверенности: мы на микрон ближе к победе. Ну, а Путин? А Путин был Путиным второго президентского срока, подъемного для России периода. Так как же не верить, что если наш президент тут, с нами со всеми, то это к верному вектору этой олимпийской истории! В этот день в олимпийском гостиничном комплексе все журналисты и толклись. Много нашего брата было, со всего мира. В огромном дворе организаторы расставили мониторы. Вот по ним и следили за ходом заседания.
Тот, кто понимал речи выступающих, тут же комментировал: этот член МОК сомневается, что России это по силам, этот, наоборот, говорит, что Сочи подходит. А потом выступил с трибуны МОК в том числе и Владимир Путин. На английском. Завершил по-французски — на родном языке президента Международного олимпийского комитета Жака Рогге, обращаясь персонально к нему.
Собственно, и все. Состоялось голосование. Итог его был известен в моковских кругах, но никто ничего не говорил, даже наши участники заседания. Объявление результатов назначили через два часа, в 18.00 по местному времени.
Ждали мы сообщения уже на территории Русского дома. Что было, когда на мониторе появился председательствующий, вскрыл конверт и произнес «С-о-т-ш-и».
Это не передать и не забыть. Кричали «Россия!!! Сочи!!!», смеялись, плакали от восторга, обнимались до того незнакомые люди. Я поднялся на ледовую площадку, а тут стали возвращаться высокие люди с заседания. Подошел Герман Греф, тогда министр экономики, пытается взобраться тоже на площадку. Я подал руку, он легко подтянулся, и тут же мы непроизвольно обнялись, поздравляя друг друга.
Долго потом гулял по экранам телевизоров ролик, рассказывающий о будущей зимней Сочинской Олимпиаде, где повторялся и повторялся секундный кадр, когда я обнимаюсь с Грефом.
Вот сейчас много скептиков: на кой она нам, эта Олимпиада, затратная, хлопотная, забравшая столько сил и средств? Правда, много издержек — и материальных и человеческих — связано со строительством объектов. Многие извечные российские проблемы проявились и здесь: то нераспорядительность, то воровство, то кумовство. Но это стройка, и так у нас случается. Это же объекты, только и всего.
Каким бы ни был вазон, а живые цветы в нем прекраснее. Такой, верю, будет и Олимпиада. Так что — праздник? Конечно, Олимпиада — это праздник! Разве мы не ждем его? Неужели не гордимся? И разве мы не надеялись на него в том семилетней давности году? Не только те, кто поехал в Гватемалу, но и здесь, на улицах и площадях городов. Кто-то созвонился с Краснодаром, с Сочи, с Москвой — везде ликование!
У всех на устах слово «Сочи». Шум в Русском доме стоял такой, что собрал, наверное, полгорода. Толпы народа осаждали ворота, лепились к забору. Не верите — смотрите на фотографию: это тот самый миг нашей победы. Которую, кстати, уже потом как-то стремились опошлить наши соперники. Сижу в гостиничном ресторане в Турции. Рядом обедает немолодая чета немецкоговорящих. У них девочка, у нас тоже внучка. И как это бывает, дети начали вместе рассматривать игрушку, бегать друг за другом. За этим всегда следует знакомство взрослых.
Откуда вы? Из России. А вы? Из Австрии, Зальцбург слышали? Как не слышать, только недавно громко звучал в Гватемале. А, ну да, говорит австриец, наша пресса рассказала, как деньги вам помогли при голосовании членов МОК. А вы в это верите? Но пишут же... А потом мой собеседник спросил: как же это — в субтропическом Сочи и вдруг зимняя Олимпиада? А снег? И я повторил ему то, что на этот же вопрос ответил Владимир Путин членам МОК в Гватемале: не беспокойтесь, снег будет!
Так и есть сегодня снег в Сочи, и свежий, и запасенный на всякий случай прошлогодний. И теперь уже в нашей олимпийской столице во вторник открылась 126-я сессия Международного олимпийского комитета. Не знаю, кто там будет из того гватемальского состава МОК, но те, кто сохранил свое членство в авторитетной международной организации, могут сравнить российский проект семилетней давности и реальность, уровень надежд и их воплощение. Воплощения нас объединяющей мечты в нашей российской зимней Олимпиаде.
Для них снова споют наши казаки из знаменитого на весь мир хора, завязав для всех узелок на память: мы, Россия, и это можем!
Александр Гикало