Мирро Пуазон: «Поэзия – самое изящное из искусств»
В преддверии Дня поэзии «ВК Пресс» решил осмотреться по сторонам и взять интервью у самой яркой представительницы краснодарской поэтической богемы — Мирро Пуазон.
Ее стихи будоражат, ее проза волнует, ее глаза смотрят в самую суть, а язык жалит больнее жала, потому что яд его — в правде. Все ее творчество возмущает чувства и мысли. Но не это ли — главная его цель?
— Скорее всего, буду не оригинальна. Но расскажи историю своего псевдонима?
— На самом деле история довольно банальная: некогда было у меня два аккаунта на сайтах для знакомств (ну, у кого их не было!). Первый — «Poison», в честь любимых диоровских духов, второй — «Mirror», взятый под влиянием недоначатого романа «Зеркальная пыль». Когда завела себе аккаунт в VK, слепила оба ника в один, для благозвучия записала кириллицей и сжилась с ним лучше, чем с собственной фамилией.
— Современное творчество, и поэзия в том числе, частенько создают впечатление, что это «эпатаж ради эпатажа». Как ты считаешь, существуют ли определенные рамки в искусстве? Где они? Можно ли их нарушать? И при каких условиях?
— Я считаю, что в искусстве вообще не должно быть рамок, как только они появляются, творческий процесс превращается в конвейер по созданию «продукта». Поэзия — это выражение собственных мыслей и чувств, и тут уж каждый решает, до какой степени он может быть откровенен с публикой. Я пишу стихи о том, что меня волнует, называю вещи своими именами. Те же темы я поднимаю в беседах с друзьями. Легкий налет эпатажа в них присутствует, но именно это помогает получить наиболее откровенный отклик.
— Предлагаю тебе сыграть в мою самую нелюбимую игру, «Бурлеск» называется. Правила просты. Я тебе — 4 слова, ты мне — четверостишье. Итак. Вантуз, солнце, ежик, Ереван.
— Вышел ежик их тумана,
Вынул вантуз из кармана,
Солнце положил в карман,
И уехал в Ереван.
И это не плагиат — это ремейк!
— Как ты относишься к определению «поэтесса»? Цветаева с Ахматовой его не любили. Есть ли разница: поэтесса ты, или поэтесс?
— Несмотря на такое отношение к этому определению, они обе его точно достойны. Для меня «поэтесса» — это некий титул, которым ты сама себя награждаешь, когда довольна результатом своего труда, потому что поэзия — это, прежде всего, труд, тяжелый, выматывающий, часто неблагодарный. Стихотворение — это не просто несколько наспех зарифмованных строк про то, что «я его любила, а он...», это что-то вроде вышивки бисером: нужно не только найти подходящие слова, но и аккуратно вплести их в канву рифмы с помощью тоненькой нити ритма. Иногда, глядя на новорожденное стихотворение, я тихонько говорю себе: «да, детка, ты у нас поэтесса!». Но вслух и прилюдно называю себя «поЕт». Чтобы не зарываться.
— Пару слов о твоем паблике. Зная твою страсть к игре словами, можно предположить, от каких слов получилось название «Графини мания». А можно спросить у первоисточника. Итак, почему же «Графини мания»?
— Тут все даже банальнее, чем с псевдонимом. Мой дядя (самых честных правил), сидя в некогда роскошном кресле с рюмочкой резного хрусталя в руке, любил рассказывать мне истории о графьях Турчаниновых, потомком которых себя считал. Истории были красивые и запоминающиеся, они будоражили воображение юной, романтически настроенной девы, коей я в тот момент являлась. Родственные узы позволяли мне и себя причислять к наследникам голубых кровей, а, когда называла паблик, это к месту вспомнилось.
— Есть известное высказывание, что каждый писатель в своем творчестве волей или неволей описывает себя. Так и сколько в твоем творчестве тебя? Сколько лир героини? В чем вы с ней похожи, чем отличаетесь?
— Меня в моих стихах много. Это же мои мысли на ту или иную тему. Но я бы не стала полностью отождествлять своих персонажей с собой. Большая часть этих историй — выдумка, мысленный эксперимент. Был определенный период, когда я писала стихи исключительно «на эмоциях». В них от меня самой, пожалуй, было больше. Но я их не люблю и редко кому-то читаю: слишком обнажающие. Все это уже в прошлом. Маска «циничной богемной профурсетки» мне больше к лицу.
— Ты думала, я сейчас спрошу, кто твой любимый поэт? Не спрошу. Как думаешь, кому из великих (относительно твоего понимания величия) поэтов могло бы приглянуться твое творчество? И кому бы ты хотела, чтобы оно приглянулось?
— Спасибо, что не спросила! Мне очень трудно отвечать на этот вопрос, поскольку я люблю скорее отдельные стихи, нежели самих поэтов, вкупе со всем их творчеством. Отвечу сначала на вторую часть вопроса: я умерла бы от счастья, если бы меня похвалили Хармс и Маяковский. Но, думаю, что если бы мои стихи кому и приглянулись, то скорее проповеднику l’art pour l’art (искусство ради искусства — прим. автора) — Фету.
— А теперь, мой любимый вопрос: расскажи то, о чем я не спросила. Что сама хотела бы сказать?
— Я бы, наверное, хотела обратиться к товарищам по перу. Сегодня поэзия вошла в определенных кругах в некий тренд. Как любой обладатель «зеркалки» считает себя Фотографом, так и каждый, срифмовавший «кровь» с «любовью» и «сердце» с «яйцом», тут же заявляет: «я поэт — зовусь я Цветик». Поэзия — это самое изящное из искусств. Это тонкая паутинка кружева, на котором грамматические и стилистические ошибки, грубая работа над рифмой и ритмом, скудость языка смотрятся рваными дырами. Если вы хотите называться поэтом или поэтессой, не допускайте халтуры, работайте над собой, читайте классиков, в конце концов, — у них есть чему поучиться...
Тайна исповеди мне, увы, не знакома,Жанна Бурлак
Специально для «ВК Пресс»