Непридуманные истории учителей: сериал «Школа» иногда просто отдыхает

Школа, школа! О годах, проведенных за партой, мы вспоминаем всю жизнь. А если вы, получив диплом, пришли работать в школу учителем, то уж будьте уверены, что никакой склероз не вытравит из памяти период вашей педагогической деятельности. И неважно, сеяли вы разумное, доброе, вечное всего полгода или пятьдесят лет.

Я отработала на этой ниве восемь лет. И всегда с теплотой вспоминаю эти годы, годы моего становления, первые навыки работы в коллективе, причем в коллективе по большей части женском, этаком «бабском серпентарии».

Любому учителю, наверное, дороги те моменты из школьной жизни, которые были сопряжены с борьбой, преодолением препятствий, внутренними переживаниями, радостью взаимопонимания. Особенно памятны воспоминания, связанные с «трудными» учениками, так как в сердце они оставляют поистине незабываемые следы.

Я подготовила несколько рассказов о школьной жизни, которые рассказали учителя. Учителя невыдуманные и истории взаправдашние. Но по понятным причинам ни их имена, ни школы, где они преподают, я не называю. 

Я только что пришла в школу из университета. Мне дали часы в пятых классах. Ребятишки – десять-одиннадцать лет. Малыши, думала я, проблем никаких не будет! Разница в возрасте со мной десять лет. А у одного мальчишки сестра была такого же возраста, как я. И я сразу почувствовала какое-то фамильярное к себе отношение, кроме того, мальчик, прямо скажем, был не подарок: дерзил, хамил и настраивал класс против меня. После всех исчерпанных адекватных мирных мер по отношению к ученику мне ничего не оставалось, как попросить его выйти из класса. Но не тут-то было! Противный мальчишка сидел, нагло смотрел на меня, улыбался и отказывался не то что выйти, а встать. Во мне все клокотало от возмущения…

Машинально я взяла его за ухо и вывела из класса. Зачем я это сделала? Это сейчас понимаю, что должна была держать себя в руках, придумать что-то… Но по молодости, сгоряча, не сдержалась… Предупредив, чтобы на следующий урок не являлся без родителей, пошла к его классному руководителю. Она, узнав, кого я выгнала, побледнела и запричитала: «Это же крутой чиновник в администрации, он - наш спонсор, и школе помогает, и ремонт в классе мы благодаря ему сделали, Господи, что ты наделала… Пошли каяться к директору…». Я была в шоке. Она не меня поддержала, а поддержала хама-ученика! На тот момент у меня опустились руки, и я готовилась к худшему. Директор только развела руками и сказала: «Ну что ж, ждите, приготовьте речь с извинениями, завтра явится начальник…». 

Всю ночь я не спала, думала, что буду говорить высокопоставленному родителю, «кошельку» школы. Даже шпаргалку написала. Тысячу раз пожалела, что рука коснулась этого сорванца. В советской школе работали принципы коллективного воспитания и карательные механизмы: нас могли пропесочить на пионерском сборе или заседании комитета комсомола, вызвать с родителями на педсовет или даже написать им в парторганизацию. Всего этого больше нет, и слава Богу. Вопрос — что есть? Самостоятельно справиться с проблемой дисциплины удается только талантливым учителям, и то интуитивно. Хотя это не бог весть какая эзотерика, и «держать класс» — не бином Ньютона. В иных странах специально учат «управлению классом», но отечественная методическая наука переживает не лучшие времена. Что может сделать учитель в ответ на оскорбление? «Записать в дневник», поставить двойку и вызвать родителей в школу. Ученик защищен малолетством, учитель не защищен ничем и связан этическими ограничениями. Насилие использовать нельзя, но что можно?

…Утро – первый урок в пятом «А». Дети как-то заговорщицки на меня посматривают, возмутителя спокойствия еще нет. Но вот он, невозмутимый, появляется в дверях. Я, естественно, его не пускаю, разворачиваю… И в тот момент, мою руку, которая держит за плечо сорванца, перехватывает мужчина представительного вида. Грозно рыкнув: «Как вы смели поднять руку на моего ребенка», он разразился такой тирадой о правах ребенка, конституцией и прочей белибердой, которая никак в реальной жизни не применялась. В итоге – я ни слова не могла сказать из ранее приготовленной речи. Партократ поставил директору условие, чтобы больше в классе, где учится его сын, никогда не было этой «молодой хамки». «Какие раньше были учителя, - восклицал он, - а сейчас понабирали - «ни петь, ни рисовать». Увольте немедленно!». Я еле сдерживалась, чтобы не сказать ему какую-нибудь колкость, но директор глазами, жестами приказывала мне молчать. После того, как он ушел победителем, директор обняла меня и сказала: «Ну, с боевым крещением! Не переживай все образуется, он прекрасно понимает, что его Саша – не одуванчик. Мы с ним договорились: если он найдет учителя словесника в 5 «А», то мы тебя переведем в другой класс. А он точно не найдет, кто за такие деньги сюда придет?».

Я до конца учебного года вела в этом классе уроки, ребенок випа стал вести себя спокойней, сам «товарищ начальник» больше не появлялся… 

…Каких только историй не приключалось за годы работы в школе. Наверное, и романа целого не хватит, чтобы описать. Один случай не могу не вспомнить. Был мальчик в классе, многие бы его назвали проблемным: неблагополучные родители. Но он был настолько добрым, отзывчивым, всегда готовым прийти на помощь. Один раз писали сочинение «Кем мечтаю стать в жизни». Двенадцатилетний мальчишка удивил меня таким взрослым рассуждением, таким пессимизмом к жизни, что у меня просто руки опустились. Ребенок писал, что изначально родился не в той семье, которой нужно. И учитывая, что старший брат его уже попал в колонию для несовершеннолетних, следующий на очереди он. И уж если такова судьба, то он мечтает, чтобы в тюрьме было как в санатории: добрые надзиратели, золотая посуда и компьютерные игры без ограничения. Родителям эти мечты показались нормальными, к тому времени у папы были две «ходки», мама пыталась как-то устроиться в жизни и дети в этой ситуации были помехой. Школьный психолог записала на занятия, на которые мальчишка не стал ходить… Нужно было что-то делать. Маму я ему, конечно, не заменила, но старалась как-то помогать, поощрять, вовлекать в классные дела. Посоветовала ему записаться в секцию футбола, в которой были строгие правила: плохо учишься – вылетаешь из команды. Одним словом, болела за него душой. Но толку от этого было мало. Он перестал ходить в школу, по месту прописки не появлялся, родители тоже пропали. И как же горько и больно было узнать, что впоследствии он все-таки угодил в колонию… 

Учителя свято веруют, что у родителей есть пульты дистанционного управления детьми. И забывают о том, что на уроке дети — это социальная группа, в которой действуют свои законы, и что родители в эту группу уже не входят... 

Было время, когда наша школа, чтобы угодить районо, стала организовывать классы ЗПР, то есть классы для детей, которые получают у психолога-психиатра справки «замедленное психологическое развитие» или имеют массу других заболеваний. Детки эти в силу разных причин не могут усваивать обычную нормальную программу. По идее, ученики в таких классах должны были обучаться по особым программам, с логопедами, психологами… Но программ не подготовили, логопеды разбежались, получив первую зарплату. Вот их с первого по четвертый класс и обучали по обычной программе, но, естественно, делали послабления. Предполагалось, что к четвертому классу они должны были «выровняться»… Какой там! Как говорится, «мы предполагаем, а Бог…». Дети как были с отклонениями, так и остались, но их перевели в обычный пятый класс. У нас все делается не на благо детей и учителей, а ради «галочки» в каком-либо документе… 

Во-первых, о том, что в классе - «зэпээровские», знают не только учителя, но и ученики. И слово «дебилы» - самое необидное, что могли услышать эти несчастные дети. Потом, когда они учились до четвертого класса, была другая нагрузка, каждые десять минут они отдыхали, переключались на что-то другое. То есть все же соблюдались какие-то нормы и требования, но сейчас - сорок пять минут изволь сидеть, слушать и выполнять задания… Им очень трудно было перестроиться, иногда «мозг закипал».

И вот этот 5 «Д» достался мне. Большинство детей - адекватные, многим даже сняли страшные диагнозы. Но был мальчик, которому явно нельзя было учиться в обычной школе. Он мог встать и ходить по классу, бить впереди сидящих учеников, петь непотребные частушки и выть по-звериному… Один раз, когда за самостоятельную работу он получил «двойку», стал биться головой о парту… Когда я попыталась поднять мальчишку, он стал дубасить меня кулаками почем зря, разбрасывать школьные принадлежности детей. Но самое страшное - он стал громить мебель. Дети визжали, а он как Годзилла ломал стулья и парты. Я в этот момент просто стояла в ступоре. Потом обняла его, стала успокаивать, постепенно он пришел в норму. Приступ истерики и ярости прошел. Отец потом починил стулья и парты, и рассказал, что пережили автокатастрофу, когда Саша был младенцем. Ребенок перенес операцию на головном мозге, думали, что он не выживет, но он выдержал. «С ним трудно бывает, - сказал он, - но для нас с женой счастье, что он самостоятельно ходит, а не прикован к постели, а перспективы такие были».

Что на это скажешь? Пожалеешь ребенка, его родителей, проклянешь такую жизнь, где для «трудных детей» не создаются адаптационные центры, где бы с ними индивидуально занимались специалисты. А вместо этого их бросают в полные классы, к учителю, который обязан найти общий язык еще с тридцатью пятью учениками. Пожалеешь и пойдешь работать, пытаться хотя бы не знания дать таким деткам (потому что понимаешь – бесполезно), а воспитать полноценного члена общества (хотя тоже вряд ли)… За эту мизерную зарплату! А кто же пожалеет учителя?

Так получилось, что в одном классе оказалось сразу четыре социально-опасных элемента, так мы называем учеников, которые своим поведением не раз привлекали внимание педсовета, школьного психолога, участкового и даже инспекцию по делам несовершеннолетних. Один такой «клиент» в классе – уже много, а тут четыре… 8 «Б» - подросткам 14-15 лет. Учителя знают, что седьмая и восьмая параллель - самые трудные. Гормоны зашкаливают, а тут еще девиантное поведение. 

Один «фруктик» уже отбыл в колонии для несовершеннолетних год и «паханом» расхаживал по классу, другой – как бы сказали на жаргоне – его шестерка, третий - второгодник или даже уже третья «ходка» в восьмой класс. А четвертая - «ночная бабочка», говорят, что в свои годы она продает любовь взрослым мужчинам. 

Сериал «Школа» по сравнению с этим классом – цветочки. Заходить к ним без валерианки не рекомендуется. Родители других учеников, вменяемых, написали массу жалоб директору, в районо… Куда только не писали, но проблема остается. Счастье, что эти ребятки нечасто посещают школу. В этом случае это для всех счастье: и для детей, и для взрослых. Они реально деморализуют класс. Только один пример: второгодник на просьбу достать и показать дневник расстегнул штаны и достал, извините, детородный орган… Директору он объяснил свой поступок тем, что на него «что-то нашло» и больше этого не повторится.

Не повторится это - придумает что-то другое. Мне страшно, а ведь в девятом – сдавать ГИА. И перспектива того, что их выпустят со справкой - их вовсе не пугает…

Куда катится мир. Ведь пугает то, что таких деток становится все больше в наших школах…

Истории жизненные, правдивые. Самое главное - сколько еще не рассказанных подобных историй, за каждой из которых - сердце учителя, его судьба. 

…Это не дети изменились. На мой взгляд, изменилось общество. А с этим вопросом дела обстоят серьезнее…

Инна Васильева

Специально для «ВК Пресс»

Фото: Элеонора Марченко