Не пастораль: сломанная жизнь пастуха

1/

На улице стоит жара. Капли пота, выступившие на лбу, стекают и расплываются пятнами на футболке.

Неглубокая речка разрезает дорогу, ведущую вверх по горе. Двое местных детей, держа в руках босоножки, аккуратно ступают по дну.
Беседуют о чем-то и не обращают внимания на незнакомца. Поднялись на холм, свернули влево и скрылись в дебрях.

2/

Самодельная хижина стоит на окраине поля и больше напоминает временное жилище для рыбаков или путешественников, чем дом. Местами — залатанная фанерой и подгнивающим картоном. С единственным окном, выходящим на дорогу.

Дверь оказалась закрыта на замок.

— Владимир! — кричу, но слова пропадают в чаще деревьях.
Отозвались только две собаки и десяток баранов из деревянного загона, стоявшего в нескольких метрах от жилища.

После часа ожидания показывается фигура мужчины. С каждым шагом отчетливо вырисовывается его внешность. Иссохшее, загоревшее под южным солнцем тело покрывает сиреневая рубашка из атласа. Худощавое лицо вытягивается в непонимании. Хромая на одну ногу, он переходил заросшее травой поле.

Его зовут Владимир Гафуров. Семь лет назад у него были такие же бытовые заботы, как и у многих жителей нашей страны. Как бы банально это ни звучало, судьба ударила его под дых, и жизнь Владимира Николаевича раскололась на «до» и «после».

Вот его история…

2/

Родился в Узбекистане, в Ташкенте, в многодетной семье. Но из семи детей остались только четверо.
Мать всю жизнь работала хирургом теперь на пенсии. Владимир пошел по ее стопам, но не сложилось. Стал работать на стройке. Отец — ремесленник, кузнечных дел мастер.
Вот уже много лет Владимир Гафуров не знает о своей семье. У самого Владимира было две жены, со всеми развелся. Двух детей похоронил, теперь — только две могилки и рана от утрат на всю жизнь.
Осталась только дочка Олеся, но где она — неизвестно. Все контакты потеряны. Говорит, что пытался ее найти, но безуспешно.

После многих лет беспрерывных потерь сложно снова войти в прежнее русло. Все происходящее разбивает хрупкую душу человека, а собрать осколки практически невозможно. Так и Владимир — человек со сломанным прошлым, отразившимся на настоящем.

3/

Впереди — стадо баранов и коз. Останавливаются пощипать траву и с протяжным «бе-е-е» идут на зов дальше. Позади всего стада — а оно небольшое, голов пятнадцать — с палочкой в руке хромает Владимир.
— Чаула!
Как он сам говорит, это на цыганском «иди». Но порой они его не слушают: пока грозно палкой не пристукнет, не двинутся.

По правую руку, высунув язык, плетется старый пес Рыжий. Устало передвигает своими лапами, кашляет, а чтобы отдохнуть, ложится где-нибудь под дерево в тени и учащенно дышит. Рыжий уже не такой подвижный, как раньше Владимир крикнет на него, мол, иди за баранами, а пес только смотрит жалобно на хозяина.

До Рыжего была другая собака, но дачники, которые живут неподалеку, застрелили его — выпустили три патрона в голову.
— Прежде чем брать в руки оружие, вы головой подумайте для начала, если она у вас вообще имеется. А так просто убить беззащитное существо, живое существо… Не бессердечно ли это? Ответьте хотя бы самому себе… -говорит Владимир, опустив глаза, и на мгновение уходит в свои мысли.

4/

Между деревьями гордо шагает бык Черныш. Идет медленно, по пути объедает листья с веток. Черная шерсть от чистоты поблескивает на солнце. С удивлением всматривается, долго и пристально — так он изучает незнакомцев. Иногда уводит стадо в горы, у них уже проложен маршрут: опушка, дорога к речке и тропа вокруг горы.
Так и получилось, Черныш погнал всех в горы, но Владимир недоволен — такое у него бывает.
Получив травму ноги, Владимир перестал с ними ходить. Садится и ждет, когда спустятся.

— Черныш, с…, веди их обратно, слышишь.
Ну, а что Чернышу? Только взмахивает хвостом и идет.
— Часа два их не будет, там трава есть одна… — вспоминает название. — Не помню. Ладно, пошли вниз.
Долго ждать не пришлось, из-за кустов выглянула одна голова, вторая, третья, а затем и все стадо.

5/

Два пустых баллона из-под газа, стоящие на улице у двери, служат для Владимира столом. Вечером порой садится здесь и ужинает, а рядом отдыхает Рыжий.

Единственное средство, связывающее с цивилизацией, — радиоприемник. Сквозь шум и потрескивания из динамиков доносится голос радиоведущей. Переключает на следующий, но там глухо. И возвращается к очередным новостям.
— Вот уже несколько дней… — ведущая не успела договорить, как приемник потух…
— Все, сел. Нужно отцу Герману сказать, чтобы привез.
Отец Герман — священник местной церкви. Это он помог Владимиру в трудные времена, помогает и по сей день.

Следом завязывается типичный разговор незнакомцев о жизни человека в современном мире.
— Сейчас дрянь, а не жизнь, — говорит Владимир, и слова эти — режущая правда. — Живет каждый по-своему. Кому напакостить, у кого крови много выпить. Кого отравить, кого убить. Разве это жизнь? Я ведь не фантом — понимаете? Я человек… Собака и то понимает… Ладно, хватит… Выпить охота.
Потрепав за ухо сидевшего у ног пса, Владимир встает и уходит в хижину.

6/

Наступила ночь. Где-то вдали в темноте воют шакалы. Кто-то зажег звезды и рассыпал по всему небу. В густой темноте вспыхивают и гаснут светлячки.

Ранним утром Владимир уже пасет стадо. Он уходит все дальше в густой лес. Постепенно из поля зрения теряется скот, а затем размывается и силуэт пастуха, прихрамывающего на одну ногу.