«Вольная Кубань» и писатели: быть честным в жизни и быть честным в книгах

В редакции мне выписали удостоверение специального корреспондента «Вольной Кубани» с золотой надписью «Пресса» на красных корочках, чем я страшно гордилась. В то время предприятия закрывались, я потеряла работу и, чтобы не сидеть без дела, стала приходить в редакцию почти каждый день, мысленно воображая себя «штатной единицей». Бакалдин как мог поддерживал меня: подсказывал темы для статей и печатал мои опусы в «Литературной Кубани», за что мне платили хоть и скромные, но все-таки самые настоящие гонорары.

Теперь, спустя почти четверть века, офис редакции «Вольной Кубани», располагавшийся на улице Рашпилевской, 106, вспоминается мне настоящим творческим оазисом в тоскливой пустыне постперестроечной жизни. Я радостно мчалась к Бакалдину и по дороге машинально твердила его энергичные бравурные строчки:

Утром город на виду.

Я в редакцию иду.

Под высокой синевой

Мир кудрявится листвой.

Взор открыла «Роспечать».

Новый день пора начать

Несмотря на безденежье и туманное будущее, дни моей волонтерской работы в редакции были счастливыми. Мы собирали материал для газеты, читали письма и рукописи, которые со всего края присылали читатели. Многие из них именно тогда и взялись впервые за перо. Казалось непостижимым, как потерявшие работу, отчаявшиеся люди находили силы отдаваться литературному творчеству… Бакалдин не скрывал радости, когда ему попадались удачные произведения.

— Вот послушай, как хорошо человек написал! «Смотрит снизу вверх из-под крылечек бабушкин старинный Краснодар»…

— А что тут особенного?

Он отмахивался с досадой и снова углублялся в чтение.

Часто печатались в нашей газете и маститые кубанские поэты и писатели. Они были рады появлению «Литературной Кубани», ведь опубликовать свои произведения даже таким корифеям становилось все труднее.

Именно благодаря «Литературной Кубани» читатели смогли познакомиться с новыми произведениями писателя Виктора Логинова, историка Бориса Тумасова, трепетной лирической поэтессы Нелли Василининой, прозаика-самородка бывшего детдомовца Геннадия Пошагаева… Конечно, Бакалдин не имел возможности публиковать в газете большие произведения — только стихи, рассказы и отрывки из повестей и романов. «Газета есть газета!» — сурово говорил он.

Как-то раз я заикнулась о том, что выдающиеся писатели не имеют возможности издать собрание своих сочинений. Виталий Борисович вдруг не на шутку рассердился: хватит разбрасываться такими словами, как «выдающийся»! И принялся темпераментно объяснять, что нынче титулы «великого, народного, выдающегося» раздаются с чисто хлестаковской «легкостью необыкновенной». Непослушные волосы Виталия Борисовича при этом рассыпались, и он то и дело поправлял их рукой.

— Удались одна-две приличные повести — и ты велик. Остались на слуху три-четыре песни — ты опять же велик! Все кругом народные и заслуженные, все не меньше чем академики и профессора!

Немного остыв, он все-таки признал, что несколько «выдающихся» у нас в Краснодаре все же имеется, и тут же с ходу предложил мне написать статью к 75-летнему юбилею писателя Виктора Логинова. Признаюсь, я не на шутку перепугалась. Логинов был литературным мэтром, писателем, известным всей стране. Но, к своему стыду, я читала только один его роман «Дороги товарищей», да и то в детстве.

— Не в том дело, Виталий Борисович. Как-то боязно браться за такую сложную тему. Все-таки признанный художник слова…

— Вот и прекрасно! Запомни одну простую вещь: чем талантливее автор, тем легче о нем писать. Не трусь, работай! А пока вот тебе его номер телефона.

Повод позвонить скоро представился. В газете «Литературная Кубань» был напечатан сатирический рассказ Логинова «Старик Митрич и черти», посвященный выборам в городскую Думу. Шел 1999 год, заря демократии разгоралась, и электорат упивался своей независимостью, «голосуя сердцем». Но Логинов едко посмеялся над нашей «свободой выбора». В его рассказе перед выборами по домам шастали черти и покупали у избирателей… нет, не души, а голоса. Черти были современные, без рогов и хвостов, как говорится, продвинутые. В общем, благодаря купленным по дешевке голосам чертям удалось протащить во власть своего босса, а народ, как всегда, опростоволосился, на то он и простой.

Преодолевая смущение, я позвонила Виктору Николаевичу и робко сообщила, что мне очень понравился его рассказ.

— Чем же он вам так понравился?

Уловив в его тоне иронию, я с трудом подбирала слова:

— Он… такой правдивый…

В трубке раздался смех:

— Правдивый? Там же про чертей! Вы верите в чертей?

Окончательно смешавшись, я замолчала, а потом выдала шаблон:

— Искусство доносит правду через образы!

Смех прекратился.

— Вы случайно не критик? Ладно… Завтра в 10 утра приходите ко мне. Поговорим.

Вот так запросто пригласил меня в гости «сам» Виктор Логинов. Он жил на улице Мира в просторной трехкомнатной квартире (впоследствии писатель переехал в двухкомнатную, чтобы помочь с жильем детям). Невысокого роста, круглолицый и курносый, он показался мне похожим на татарина. Словно угадав мои мысли, Виктор Николаевич сообщил, что происходит от одной из ветвей рода Бориса Годунова. А Годуновы, как известно, татарского происхождения. Увидев мои округлившиеся глаза, Логинов уточнил:

— Не совсем от Годунова, а от его няньки.

Так мы разговаривали, перескакивая с одной темы на другую, пока не улеглось мое волнение. Жена писателя, скромная и милая Лариса Андреевна, незаметно накрыла на стол. Я призналась, что собираюсь написать статью о творчестве Виктора Николаевича и что для этого мне нужны его книги.

— Книги я вам дам, — подумав, сказал он. — Но при условии, что вы будете каждую неделю мне звонить и рассказывать, что прочитали и какие у вас впечатления. А то, бывает, возьмут книгу, держат месяцами — и ни гу-гу!

Я отправилась домой с увесистой сумкой, набитой книгами, испытывая противоречивые чувства. Это ж надо столько написать! Смогу ли я одолеть такую уйму литературы? А вдруг не увлекусь, не екнет сердце? Но все мои страхи оказались напрасными. Чтение превратилось в наслаждение, о чем я через неделю искренне и поведала автору по телефону. Видимо, на этот раз у меня нашлись нужные, незатертые слова, потому что Виктор Николаевич слушал очень внимательно, не перебивал, не задавал вопросов «на засыпку». А под конец сказал:

— Пишите не торопясь. У вас должно хорошо получиться.

Статью о жизни и творчестве Виктора Логинова я писала целый год, и когда она наконец вышла в «Литературной Кубани», мы снова встретились. Писатель был растроган и тепло благодарил меня за работу. А потом положил передо мной старую пожелтевшую тетрадь.

— Вот вам небольшой сувенир.

Я открыла тетрадь и обомлела… Онемела от волнения! Это была его собственноручная рукопись знаменитого лирического рассказа «Цвет топленого молока» — шедевра кубанской литературы.

Больше двадцати лет прошло с тех пор. За это время немало мною написано о Логинове, о Бакалдине и других писателях и поэтах. Но ту первую свою статью «Звезда над дорогой» никогда не забуду. Почему Виктор Николаевич так трепетно отнесся к моей скромной литературоведческой работе? Тогда мне это было непонятно. А теперь могу предположить, что в то смутное время ни Бакалдин, ни Логинов не были избалованы искренней, доброжелательной критикой. Обидно, что известность писателя часто зависит от каких-то политических веяний, рыночного спроса или просто от случайностей. Возможно, когда-нибудь мудрое время все расставит по своим местам.

Два друга: поэт Виталий Бакалдин и прозаик Виктор Логинов — два генерала старой писательской гвардии. Но какие же они разные! Жизненная дорога Виктора Николаевича в конце концов привела его к Богу. Виталий Борисович до конца дней остался верен коммунистическим идеалам, которые по сути своей очень близки христианским. В одном из стихотворений он так и сказал: «Можно жить без Бога, да по-божески поступать».

Теперь, когда обоих славных мастеров слова уже нет на этом свете, с особенной остротой чувствуешь свое литературное сиротство. Они были больше чем друзья: они были единомышленниками! В их взаимоотношениях иногда пробегали тучи, сменялись периоды «потепления и похолодания», но их взгляды на общество, моральные ценности, назначение литературы были едины. Писатели старой закалки не могли всерьез ссориться из-за сиюминутных разногласий. Даже после раскола Союза писателей СССР Бакалдин всегда с большой теплотой отзывался о Леониде Пасенюке, Юрии Абдашеве, ставших членами альтернативного Союза российских писателей. И, конечно, давняя преданная дружба связывала его с литературными соратниками, членами Союза писателей России, например с Виктором Иваненко, Николаем Красновым, Иваном Дроздовым, Борисом Тумасовым, чьи произведения часто печатались на страницах «Литературной Кубани».

Мы познакомились в редакции газеты «Литературная Кубань». В свои 75 лет Тумасов выглядел на удивление молодо: улыбчивый, черноволосый, обходительный, настоящий армянин. Вдохновленная успехом своей статьи о Логинове, я храбро предложила Борису Евгеньевичу написать о нем статью к его юбилею.

— А вы читали мои книги?

— Пока нет, но хочу почитать!

— Ну, что ж… приходите в гости, — сказал он, подозрительно на меня поглядывая. — Что-нибудь дам почитать.

Тумасов жил на улице Котовского, в частном доме. Его писательский кабинет — маленькая комнатка, где стояли стол и тахта, а у стены до потолка — стеллажи с книгами. Настоящее книжное царство! И в основном там находились его собственные книги в нарядных обложках, выпущенные различными книжными издательствами. Особенно много его издавала Москва: издательства «Астрель», «Альфа-книга» и «Вече», которое специализировалось на выпуске исторической литературы. При мне несколько раз звонил телефон: издательство уточняло условия договора на очередную книгу Тумасова. Это меня поразило… Издаваться в Москве в наше время — редкая удача! Значит, книги востребованы, имеют спрос. Когда я спросила его, почему он не встречается с читателями, не устраивает презентаций, он усмехнулся: «Зачем? Надо, чтобы не писатель рассказывал о своих книгах, а книги о писателе!».

Мне очень хотелось взять у него почитать что-нибудь из исторических книг, но он сказал:

— Успеете! Сначала прочтите вот эту…

И дал мне повесть «За порогом юность». Скромная книжка, изданная в 1968 году. В ней Тумасов рассказал о своих боевых товарищах. Его герои — мальчики из станицы Уманской, которые отправились на войну в 1943 году, сразу же после окончания школы. Жека, Женька, Иван и Толя. Под именем «Толя» Борис Николаевич изобразил себя, 17-летнего солдата…

Я читала и видела словно наяву, как ребята учились в пехотной школе, принимали присягу, шли суровыми дорогами войны, сражались, погибали в бою. Жека, Женька, Иван остались лежать в безымянных могилах. А Толя был тяжко ранен… Он истекал кровью на койке в полевой медицинской палатке и слышал, как врачи переговаривались между собой: «Вряд ли парень выживет»…

Но он выжил. И дал себе клятву написать книгу о павших друзьях — отважных, беззаветно преданных Родине уманских мальчишках. И сдержал ее! Его друзья, погибшие в боях мальчики-солдаты, неслышно пришли к нам со страниц книги и вновь стали говорить, смеяться, мечтать…

Он все выдержал, преодолел все испытания. Стал ученым-историком и писателем, подарил нам историю России в романах. Не только исторические события, великие сражения, царей и полководцев видим мы в романах Тумасова, но и жизнь простого народа, его обычаи, ремесла, одежду, утварь, архитектуру того времени. Воссоздавал особенности речи. Поначалу мне было трудно вживаться в мелодию древнерусских слов, которые Тумасов очень любил. Потом привыкла, и эти слова стали мне родными. Когда я спросила, откуда ему все это известно, он ответил просто и серьезно: «Я жил в то время…».

Однажды издательство «Вече» по ошибке напечатало на обложке его книги вместо «Борис Тумасов» — «Евгений Тумасов». Но Борис Евгеньевич не рассердился, а только рассмеялся и сказал: «Ничего страшного! Я даже рад, что на обложке моей книги стоит имя моего отца».

Тумасов вел затворнический образ жизни, но всегда был благодарен за малейшее проявление внимания к своему творчеству. Помню, на 80-летие, когда я поздравляла его по телефону, он сказал, что в его родной станице Ленинградской (бывшей Уманской) открылась библиотека его имени.

— Знаете, как мои земляки называют эту библиотеку? Тумасовка! — Голос его дрогнул. — Представляете? У Бакалдина — Бакалдинка, а у меня — Тумасовка…

«Литературная Кубань» дала путевку в жизнь многим кубанским поэтам и прозаикам. Повесть Геннадия Григорьевича Пошагаева «Немая» впервые была опубликована в 2000 году, в четырех номерах газеты. Писал он ее неторопливо, раздумчиво. Это были грустные и в то же время светлые воспоминания о далеких годах, когда он, дошколенок, счастливо жил с мамой, не подозревая, что скоро ее потеряет. Виталий Борисович внимательно и неравнодушно следил за рождением этого произведения. Однажды, когда мне довелось быть в гостях у Бакалдиных, он за чаем сказал своей жене Евгении Владимировне:

— Посоветовал Гене ничего не выдумывать, рассказать все, как было на самом деле. Но что-то медленно дело идет.

— А ты не торопи! Ведь не байки сочиняет… О маме пишет.

В первые дни января 2000 года, передавая друг другу свежий номер «Литературной Кубани», читатели впервые узнали о похождениях маленького Гоши. Описывая собственную жизнь, писатель сумел передать приметы тяжелого послевоенного времени, так что повесть далеко выходила за рамки личных воспоминаний.

Глухонемая банщица Полина в одиночку воспитывает шестилетнего сына. Для Гоши лучше мамы нет никого на свете, а их бедная квартира на краю города для него — лучшее место на земле… Все рушится в одночасье! Мама умирает от неизлечимой болезни, и Гоша остается один. Бездетная учительница, приютившая осиротевшего ребенка, не сумела найти ключ к его сердцу. Мальчик убегает в свой опустевший, но все-таки родной дом.

До последней строчки мы наивно надеемся на чудо. Но счастливого конца у этой невыдуманной истории нет, и мы оставляем Гошу, плачущего, трясущегося в телеге, на пути к неведомой жизни. Что ждет его впереди?..

Бакалдин рассказывал, что, готовя газету к выпуску, корректоры и верстальщики газеты рыдали, читая о судьбе шестилетнего сироты. Утешало лишь то, что жизнь самого Пошагаева, который в своем герое изобразил себя, сложилась не так уж плохо. Он стал писателем, издал много книг, вступил в Союз писателей России… Но все-таки самой любимой и известной на Кубани осталась повесть «Немая». Впоследствии писатель неоднократно переиздавал ее, получил за нее краевую литературную премию и всегда с благодарностью вспоминал первую публикацию в «Литературной Кубани», принесшую ему творческий успех и читательское признание.

Общение с писателями в стенах редакции «Вольной Кубани» составляло главную отраду моей жизни. Они казались мне живыми богами, сошедшими с горы Парнас. Как же мне хотелось вступить в их славную творческую семью! Виталий Борисович смотрел на это дело иначе. В начале века кроме Союза писателей России появилось множество альтернативных литературных организаций. Обилие писательских союзов, объединений и ассоциаций вызывало у поэта недоумение. Не понимал он всеобщего стремления пишущей братии непременно получить вожделенные корочки какого-нибудь союза. Однажды он пошутил: «У Козьмы Пруткова есть афоризм: «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары». Нынче можно перефразировать: «Если хочешь быть писателем, вступи в ассоциацию».

Не смея возразить, я все-таки тайно мечтала о Союзе. Особенно когда познакомилась с поэтессой Нелли Василининой… Ее талант, красота, грация, тихий задушевный голос, сдержанное достоинство в общении заставляли вспомнить героинь русской классической литературы. Бакалдин сравнивал ее с пушкинской Татьяной: «Все тихо, просто было в ней». Редактор «Литературной Кубани» стал и редактором поэтического сборника Василининой «Еще не отцвели закаты». А вскоре в «Литературной Кубани» появилась моя статья об этой книге и ее авторе — «Тайна стихов». Стихи Нелли Тимофеевны действительно обладают некой таинственной притягательной силой, хотя поэтесса и уверяет нас, что никакой загадки в них нет:

Да и какая тайна у стихов?

Быть честным в жизни

И быть честным в книгах

Нет, не все так просто… Многие поэты пишут искренне и честно, а вот таких, которые становятся любимыми, очень мало. Ведь важно не только раскрыть душу читателю, а нужно, чтобы в душе что-то было. Душа, раскрытая нараспашку, никому не интересна, если в ней пустота. 

А Нелли Василинина — человек сильный, глубокий, талантливый. О сложных вещах она умеет рассказать так, что ее понимаешь сердцем. Ее стихи льются непринужденно, строчки запоминаются сами собой: «Пусть моя любовь тебя хранит», «Лучше дай тебе шарфик поправлю», «Телевизор, кошка, я — вот и вся моя семья»… Стихов у Василининой немного… Зато нет ни одного так называемого проходного стихотворения, и в каждом из них — ни одного случайного слова. Она нашла для себя собственную поэтическую форму и нашла себя в поэзии. Любовь к жизни, беззаветная преданность друзьям, неутешная память о тех, кого уже нет рядом, благодарность маме, Богу и судьбе за то, что… «просто живу», — все это прочитывается в стихах Нелли Василининой, кубанской поэтессы, научившей нас жить в гармонии с собой.

Моя мечта стать членом Союза писателей России все-таки осуществилась, и помогли мне в этом «Вольная Кубань» и ее дочь — «Литературная Кубань»! Собрав свои публикации о кубанских писателях, о русских классиках, о детской, зарубежной, приключенческой и исторической литературе, заручившись рекомендациями В. Б. Бакалдина, В. Н. Логинова и Б. Е. Тумасова, я с этим багажом наконец решилась постучаться в дверь литературного храма и… была принята!

…С тех пор прошло много лет. Все было: и творческий успех, и досадные неудачи. Как же без них? Но, вспоминая время, когда мне выпало счастье запросто приходить в редакцию «Вольной Кубани», гордо показывать дежурному свой пропуск, здороваться с сотрудниками и помогать Бакалдину разбирать рукописи, я думаю: как все-таки мне повезло! В самое тяжелое, смутное время развала страны именно здесь, в стенах редакции, мне довелось найти настоящих друзей. И каких! Это они помогли мне выстоять, найти свое призвание…

Спасибо тебе, «Вольная Кубань»!

Людмила БИРЮК.
Член Союза писателей России.