Вероника Журавлева-Пономаренко рассказала о концертах на БАМе: два месяца выступали перед строителями

Цифра сама по себе уникальная. И захотелось расспросить народную артистку России о встречах с людьми, которые стали участниками стройки века, о героической истории нашей страны, о личных впечатлениях от той поездки.

Наша беседа состоялась в ее рабочем кабинете — кабинете генерального директора — художественного руководителя Краснодарской государственной филармонии имени Г.Ф. Пономаренко. На большом экране вполголоса шла трансляция с большой сцены: артисты готовят новую программу. Вероника Ивановна по ходу разговора успевала смотреть на экран, подписывать документы из двух внушительных стопок, отвечать на телефонные звонки. Дел — невпроворот.
— Вероника Ивановна, я нашел фотографию, вероятно, сделанную поздней осенью, все одеты в пальто и даже в шубы. Фото подписано: «Григорий Пономаренко и Вероника Журавлева со строителями БАМа».

— А это не БАМ, это Оренбург, — сразу, не колеблясь, прокомментировала Вероника Ивановна. — На БАМ мы ездили летом.

— Да, а в другой публикации прочитал, что вы выступали перед строителями БАМа на восточном участке, в Хабаровском крае, летом 1976 года.

— Да, так и было. Но сначала нам надо было заработать это право. У артистов есть такое понятие — отработка. И ее никто для нас не отменял. И чтобы высвободить себе три месяца для поездки в Сибирь, мы два месяца колесили по краю, объехали десятки городов и районов, давая иногда по нескольку концертов в день. Трудно было? Да. Но это была и хорошая тренировка перед тем, что нас ждало на БАМе.

— А как эта бамовская история начиналась? Ведь не мог же любой желающий поехать с гастролями на БАМ?

— БАМ был объявлен Всесоюзной комсомольско-молодежной стройкой, его и строила в основном молодежь. Руководство страны заботилось о том, чтобы строители ни в чем не нуждались. Там снабжение было превосходным. Туда направлялись лучшие артисты, лучшие творческие коллективы. За два года до этой поездки, в 1974-м, Григорий Федорович Пономаренко переехал из Волгограда на Кубань, уже будучи известным композитором. Его песни вместе со знаменитыми артистами пела вся страна. Он стал руководителем, мотором и душой нашего небольшого коллектива, который поехал на БАМ. Кроме Григория Федоровича и меня в него входили артистки филармонии Майя Лукинская, Раиса Виноградова и поэт-песенник Виктор Дюнин. Мне тогда было 22 года, совсем недавно поступила на работу, вернувшись из консерватории.

Сначала мы поехали в Москву. Там, в ЦК ВЛКСМ, принимал у нас нашу программу худсовет во главе с секретарем ЦК. Прослушал весь репертуар! Мы пели, аккомпанировал Григорий Федорович.

Наша бамовская эпопея началась с Бурятии. На самолете прилетели в Улан-Удэ. В местном минкульте нам дали в сопровождающие художественного руководителя филармонии: он все знает, местный. А он такой шустрый, с узкими глазками, со специфическим, характерным для тех мест выговором. Все пытался приучить меня пить зеленый чай. «Да не пью я зеленый чай», — отмахивалась. — «А ты попробуй, посмотришь, какой он, зеленый чай».

Из Улан-Удэ на «кукурузнике» прилетели в Тынду. Это уже тогда была столица БАМа. Там находились главные руководители Главбамстроя. Как раз в это время в Тынде был Иосиф Кобзон со своей группой. И как только он узнал, что Григорий Федорович приехал, обрадовался. Он много песен Пономаренко пел. Нас разместили в щитовом одноэтажном доме, в котором было все: жилые комнаты, кухня, душ, туалет. По соседству в этом доме-гостинице разместилась и группа Кобзона. Мы встретились. И все дни, пока мы были в Тынде, а Иосиф Давыдович приезжал с концертов, мы допоздна пели вместе с ним, его группой. А были в Тынде три-четыре дня, пока оформляли документы для допуска на трассу строящейся Байкало-Амурской магистрали. Чтобы мы могли попасть на строящийся БАМ, нас должны были тщательнейшим образом проверить.

— Как рассказал мне один из участников строительства БАМа, это время, середина 70-х, было достаточно напряженным с точки зрения отношений с южным соседом — Китаем. Всего несколько лет прошло после вооруженного конфликта на Даманском. Поэтому и такие меры безопасности были по всей трассе.

— Да, это так. Из Тынды мы «пошли вглубь». Вылетали на четыре концерта на трассу, в тайгу, куда никакой дороги нет. Прилетали, жили в палатках. Ночи, правда, холодные, а так нормально. Вспоминаю нашу поездку к изыскателям. Прилетаем на «кукурузнике», а там их всего восемь человек. Говорю Григорию Федоровичу: «Из-за восьми человек мы летели два часа! Я бы не полетела». А он говорит: «Верочка, вот ты подумай своими молодыми-молодыми мозгами: они здесь, восемь человек, одни в тайге, работают в тяжелейших условиях: зимой вьюга, лютые морозы, или волк, медведь забредут, или, если туман, самолет не привезет провизию, еды не будет у них… Это такие люди! Как в войну были партизаны или разведчики, от которых зависит успех операции. А потом по этим разведанным местам проложат железнодорожную магистраль, по рельсам пойдут поезда...».

Спасибо Григорию Федоровичу, настроил меня на нужный лад. А встреча с изыскателями получилась такой теплой, душевной. Они нас ждали: восемь молодых парней из Москвы. (Ведущим научным учреждением по проектированию и сопровождению строительства БАМа был московский институт «Мосгипротранс». — Прим. автора.) К нашему прилету они и уху сварили, и стол накрыли.

После концерта они так интересно и увлеченно рассказывали о своей работе! Показывали схемы, чертежи, как и где лучше проложить дорогу: где мерзлота, где болота, где твердые породы… Разложив карту, рассказывали: там-то будет вот это, а там вот то…

Были мы с концертами и в Ангарске. Летим над Байкалом. А туман ужасный! Два дня из-за непогоды вылет откладывался, а зрители же ждут... И вот мы летим. Опустились ниже 25 метров над водой, чтобы выскочить из сплошной облачности. Это было какое-то месиво, то ли вода, то ли какая-то грязь летит навстречу. У меня тогда были длинные ногти, я вцепилась в спину пилота: «Мы что, погибнем?». А этот пилот, Володя, мне спокойно и тихо говорит: «Вероника, молчите. Вероника, не говорите, ничего не говорите». Еле-еле, но как-то вслепую он посадил самолет. Нас ждали на одном конце поля, а мы приземлились на другом. И вот идем с чемоданами, с костюмами. Навстречу нам бегут люди с бородами, собаки-лайки бегут. Люди все закутанные, потому что холодно, хотя и лето. Нас сразу в баню решили повести. Уже раскочегарили.

Я говорю: «Григорий Федорович, мы что, в баню приехали?!». «А что, — отвечает весело, — в баню — значит в баню!».
Он постоянно шутил, всегда улыбчивый был, меня подбадривал.

А когда непогода отступила, туман рассеялся, какая красота открылась нам: Байкал, как бриллиант, сверкает гранями, бесчисленное стадо нерп нежится на солнышке.
Потом мы все время летали только с этой командой «кукурузника». Бесстрашные ребята, высочайшие профессионалы!

Яркий след в памяти Вероники Журавлевой-Пономаренко оставила встреча со студентами Московского государственного университета, работавшими на прокладке тоннеля. Это случилось на западном портале строительства тоннеля, недалеко от границы с Бурятией. Здесь работали 760 студентов МГУ. (Вероятно, судя по рассказу моей собеседницы, это был первый Байкальский тоннель, который начали строить в 1974 году, проходку «соседнего» 15-километрового Северомуйского тоннеля начали только в 1977 году. — Прим. автора.)

— Они приходят чумазые, искупаются в речке, поужинают — и до четырех утра поем, кто на гитаре играет, кто на саксофоне, картошку на костре жарим… Света нет, ведь генератор только до 10 вечера. Из темноты кричат: «Григорий здесь?» — «Здесь!». «Вероника здесь?» — «Здесь!» А Майя?» — «Здесь!». «А Рая?» — «Здесь!». «А Витя?» — «Здесь!». Такие дружные! А когда мы уезжали, они на «кукурузник» нас провожали, плакали, махали нам, мы им в ответ — через иллюминаторы, пока они не превратились в точечки.

— А что пели на тех концертах?

— Конечно, все лучшие песни Григория Федоровича. И плюс к ним до поездки Пономаренко уже написал несколько песен про БАМ: «Здравствуй, товарищ БАМ!», «Я отсюда уеду в самом мягком вагоне, по железной дороге, построенной мной»… С 1974 года тема БАМа гремела на всю страну!

Задумалась, словно снова окунулась в реку памяти.

— Такие песни у Григория Федоровича красивые! Пели и те, что он написал прямо на БАМе. Он все время писал. Где бы мы ни были, не было ни одного дня, чтобы не написал стихотворения или песни. Да, так и было! Куда бы мы ни приезжали, он писал песню и про это место. Чтобы оставить людям на память. Мы выучивали эти песни, исполняли в концерте и оставляли текст и ноты местным жителям.

Эти слова Вероники Журавлевой выводят наш разговор на другую географическую точку, где побывала с концертами бригада Пономаренко. Спрашиваю собеседницу:

— На восточном участке БАМа, у военных, пришлось выступать? Дело в том, что восточную часть БАМа строили преимущественно подразделения железнодорожных войск. Корпуса, бригады, отдельные батальоны.

— Конечно! И очень много раз, — говорит Вероника Ивановна и снова задумывается, словно мысленно переносится в то время. И вдруг восклицает: — «Урал»! Всю жизнь буду «Урал» вспоминать.

— Вы и на Урале в той поездке успели погастролировать, — удивляюсь неожиданному повороту мысли.

— Нет-нет, «Урал» — это машина, которая для нас в поездках на БАМе была главным транспортным средством. Григорий Федорович в кабине, с баяном на коленях. Он берег его, как хрустальную вазу. Мы, артисты, в будке-теплушке. И на всех ухабах, поворотах вместе с чемоданами просто летали от одного борта к другому.

Пономаренко и певицы прожили у военных железнодорожников пять суток, каждый день выезжая с концертами в поселки, где подразделения строили магистраль.

На одном из таких концертов сотрудник армейской газеты Александр Гофербер и сделал несколько снимков, сохранившихся в его личном архиве. На одном из них Григорий Пономаренко и Вероника Журавлева с подругой выступают перед воинами-железнодорожниками.

Два месяца колесила бригада Григория Пономаренко по сибирской тайге, летала на «кукурузнике», тряслась в «Уралах». А потом их ждал Сахалин, где они дали еще тридцать концертов. Но это уже другая история.

Евгений БАЛЫШКИН.
Заслуженный журналист Кубани.
Фото с сайта Краснодарской филармонии и из личного архива Александра ГОФЕРБЕРА.