После восьмилетки он окончил педучилище, получив профессию учителя начальных классов. На каникулах участвовал в совместных российско-американских экспедициях, изучавших природу тундры. По профессии поработать не успел, поскольку сразу был призван на срочную службу в отдельный разведбат ВДВ. После учебки Роман, сержант, командир отделения, заключил контракт и служил в общей сложности три года, получил боевой опыт и ранение на Северном Кавказе.
Родители перебрались в Находку, куда после окончания контракта поехал и Роман. Отчим работал капитаном дальнего плавания, мама с ним ходила в море. Потому и сына устроили на сухогруз старшим матросом-рулевым. За десяток лет парень избороздил все моря и океаны, побывал на всех континентах, посмотрел мир, но, признается, лучше России ничего не видел.
Затем в его судьбе был Санкт-Петербург, работа в торговой сфере, где он быстро шел по карьерной лестнице. Но когда мама овдовела, надо было ее с Дальнего Востока перевезти в более подходящие климатические условия. Роман выбрал черноморский портовый Новороссийск, который стал для него родным с 2019 года.
Практически сразу и в казачество вступил, ведь его род идет из Запорожской Сечи. Пошел на государеву службу — в казачью дружину. Стал помощником атамана Центрального СКО по работе с молодежью. В наставнической работе общительному казаку очень пригодилась полученная в далекой юности профессия учителя. Кроме того, состоял в формировании КОБР (казачий отряд быстрого реагирования) своего общества, участвовал, в частности, в рейдах по незаконной миграции. Дважды участвовал в Параде Победы в Москве на Красной площади в составе парадной коробки Кубанского казачьего войска.— Роман Владимирович, как пришло решение добровольцем отправиться в зону проведения специальной военной операции?
— Я патриот, к тому же казак. А казак – это прежде всего воин. У меня сомнений не было, что я обязательно поеду «за ленточку», вопрос был лишь – в составе кого. И когда в сентябре 2022 года атаман Новороссийского РКО Виктор Петрович Юрин стал набирать добровольцев в отряд БАРС-11, я сразу записался в их число. Взял кредит в банке и купил себе обмундирование, снаряжение. Всего на 150 тысяч.
Таким Роман уходил на СВО.
— Кем вас определили в отряде?
— Когда встал вопрос о взводе разведки из двух отделений, меня назначили командиром одного из них, ведь я служил в разведбате. В моем подчинении было десять бойцов, подбирал ребят, имевших опыт хотя бы контрактной службы, и чтобы они могли выдержать физические нагрузки. Потому что я понимал, что нам предстоит. Моим помощником был Александр Старовойтов, знаменитый «Маэстро», ставший теперь руководителем краевого филиала благотворительного фонда помощи бойцам СВО и их семьям. Он же, после того как меня отправили в госпиталь, возглавил отделение.
Отделение разведки.
— В каких боях довелось участвовать?
— В основном мы держали активную оборону под Донецком. На передовой, сменяя друг друга, по трое суток вели перестрелки с противником, сидя в окопах. Серьезный выход у меня был всего один. Мы выдвинулись в сторону Марьинки с задачей удерживать занятую позицию.
До укронацистов от нас было менее полукилометра, мы в лесополосе и они, а между нами – поле. Причем мы сидели в окопах, которые прежде занимали враги, поэтому вырыты они были в нашу сторону, и нам в их сторону было смотреть крайне неудобно, поскольку она была выше. Стояли мы вместе с чеченцами из спецназа «Ахмат», делили с ними окопы. Перед нами в поле стоял подбитый танк, но определить, чей он, было невозможно, он весь обгорел.
Моя задача состояла в том, чтобы выставить караул по периметру окопа с двух сторон, менять периодически этот караул. Долго находиться на постах сложно, быстро устаешь, ведь постоянно велись обстрелы. Постоянно! Не было никогда такого, чтобы в течение часа не обстреливали наши позиции. На тот момент у противника боеприпасов было много, их не жалели. И дроны, и минометы, и реактивные залпы, и артиллерия. А я, как командир, в течение дня бегаю по окопам, проверяю позиции.
— Стояла глубокая осень, и в окопах, наверное, было, мягко говоря, не очень комфортно?
— Промозглая погода, ты постоянно по колено в грязи. И я за первые два дня успел подхватить, как потом выяснилось, воспаление легких. Температура под сорок, дышать уже тяжело. А враг на нас постоянно скидывал какую-то гадость. Мы это чувствовали, потому что все ребята жаловались, что все время першит в горле, постоянный кашель, но ты откашляться не можешь. Такое ощущение, что чего-то наглотался. Никто не видел какого-нибудь дыма, но ощущение такое было у всех.
И на третий день меня от высокой температуры и удушья начало ломать. А на мне к тому же сорок кило снаряжения, плюс грязь налипает. Но службу никто не отменял, надо бегать по окопам. И в один прекрасный момент рядом со мной разорвался то ли снаряд, то ли сброшенная с дрона граната. Мгновенно в ушах зазвенело. И взрывная волна меня бросила в сторону, и я сам инстинктивно нырнул в так называемую лисью нору.
— Сознание не терял?
— Полуобморочное состояние было, в прострации находился. Воспаление плюс контузия. Глаза открываешь, а перед тобой кровавая пелена. Упал в эту яму, лежу на правом боку, а звенит в левом ухе. Со мной в эту же нору нырнул чеченец с позывным «Золотой». Я ему говорю: «Что-то у меня звон в голове». Он успокаивает, мол, пройдет.
А поздним вечером к нам пришла смена. Позиции надо покидать бегом, чтобы не накрыли. А противник перед самым нашим уходом выкатил танк и начал из него обстреливать нас. Ночь выдалась очень темная. Долго, короткими перебежками, выбирались мы с нулевой точки. Но нам повезло, добрались до машины и выехали в расположение нашей роты.
В первый день я еще пытался командовать своим отделением, но с каждым часом мне становилось все хуже и хуже. Пошло воспаление, температура не спадает, в голове гудит, звенит. Уже в госпитале мне доктора объяснят, что взрыв произошел слева от меня, поэтому в левом ухе вышла кровь, но я упал на правый бок, и жидкость, которая должна была сразу выйти из головы, скопилась внутри. И она у меня до сих пор, уже полтора года прошло, продолжает каждую ночь вытекать. А слух на левое ухо я вообще потерял.
— Почему в госпиталь не отправили в первый же день после возвращения с передовой?
— Потому что я никуда не обращался. Насчет контузии сомневался, а о простуде там, на фронте, как-то стыдно даже говорить. Кажется, такую мелочь можно перенести на ногах. Но к нам в расположение пришел заместитель районного атамана Женя Антимайкин и увидел, в каком я состоянии. Он доложил атаману, а тот насильно меня отправил в Донецк.
— Как лечили? Что вообще говорят врачи?
— В тот день на одном из участков шли тяжелые бои, и в госпитале был огромный поток раненых. Поэтому врачам было вообще не до меня. Про контузию, про голову даже не спрашивали. И я не рассказывал, полагая, что в документах это указано. Тут же отправили в Ростов-на-Дону с тяжелоранеными, чтобы заодно присмотрел за ними в пути. Затем меня перевезли под Буденновск, где первые три дня просто дают таблетки от температуры. Пожаловался я на звон в голове, но медики объяснили это высокой температурой. Пройдет само. Но не прошло.
Когда меня наши казаки привезли в Новороссийск, обратился в госпиталь, но там в лечении отказали, поскольку тогда статус казаков-добровольцев еще не был четко определен, мы не считались военнослужащими. Пошел в гражданскую больницу, там сказали, что у меня контузия, то есть боевое повреждение, чего они лечить не могут. Так я и хожу… Наполовину оглох, периодически очень сильные головные боли.
— И службу продолжаете нести?
— Меня в дружине определили в военкомат, в помощь призывной медицинской комиссии. Здесь же проходят медобследование и новороссийцы, изъявившие желание добровольно отправиться на СВО. Часто обращаются ко мне с теми или иными вопросами, я их консультирую.
Когда нет призыва, занимаюсь координацией взаимодействия казачества с местной школой ДОСААФ. Набираю группу призывников для обучения на водительских курсах категории «С», чтобы отправить их на срочную службу водителями, ведь сейчас в этой профессии большой дефицит в Вооруженных Силах.
За неделю до выборов Президента России я организовал автопробег в поддержку специальной военной операции. Колонной в пятьдесят примерно автомобилей с флагами и транспарантами мы проехали через Новороссийск на гору Щелба, где вместе со священником провели молебен на аллее Героев, помянули погибших на СВО наших ребят.
— Есть желание вновь отправиться на спецоперацию?— Желание есть, но я понимаю, что в нынешнем своем состоянии буду обузой для других. Зачем я буду создавать проблемы тем ребятам, которые выполняют боевые задачи? Я это же объясняю тем ребятам, которым по медицинским показателям отказано в отправке в зону СВО. Ты прежде свое здоровье подлечи, а потом иди воевать. Потому что, не дай Бог, в пылу боя по состоянию здоровья ты не сможешь выполнять свои задачи, а ребята тебя не бросят, им придется рисковать своими жизнями, чтобы спасти тебя. Больного, не раненого.
— Какие планы на ближайшее время?
На Параде Победы в Москве.
Новороссийск.
Фото из личного архива Романа Соболя.
Ранее мы писали:
В народе часто говорят, что настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына.
Многие из казаков, участвующих в специальной военной операции, прошли закалку во время Крымской весны.
Сотрудники Краснодарского музея имени Е.Д. Фелицына положили начало доброй традиции хранить память о наших военнослужащих и казаках-добровольцах, павших на полях сражений на Донбассе.
