Дмитрий Бозин о «Саломее» Виктюка, днях ревности и ночах забвений
Театр Романа Виктюка привез в Краснодар спектакль «Саломея. Странные игры Оскара Уайльда», который успел вызвать как возмущение, так и восхищение. Шутка ли, спектакль был запрещен в царской России и по сей день находит непонимание. Краснодарские театралы расхватали билеты с бешеной скоростью. А корреспондент «ВК Пресс» еще до представления побеседовала с исполнителем главной роли Дмитрием Бозиным.
- Дмитрий, совсем недавно Вы отметили свой День рождения. Поздравляем Вас с этим событием. С какими мыслями Вы перешагнули сорокалетний рубеж?
- За двадцать лет работы, боюсь, я просто укрепился в том, что интересовало меня в пятнадцать-двадцать лет. Может, я в этой же области стал чуть более опытным. Единственный плюс - старинные связи, крепнущие год от года: это и составляет крепость моей жизни. А она большая: есть и крепкие своды, и толстые стены, есть свои подвалы и мансарды. Могу сказать, что у меня увлекательная жизнь. Дальше, по-моему, интересных моментов уже не будет. Есть у человека знаковые цифры: пятнадцать, семнадцать, двадцать, тридцать… А после сорока – просто жизнь.
- На сцене краснодарского Музыкального театра сегодня «Саломея», поговорим о ней. Почему этот образ Вы называете самым близким вам и интересным?
- Саломея - женщина, которую я без памяти люблю. Даже не так, слово «люблю» здесь, пожалуй, и не подходит. Во всяком случае, в его стандартном восприятии и каноническом значении. Здесь другое. В словах Оскара Уайльда очень много сказано о том, как я отношусь к Саломее: «Ты единственное божество, которого я жажду…», или «Неужели вы можете равнодушными глазами смотреть на тело Христа, будь оно из мрамора или из дерева. Неужели вы не понимаете, что до распятия его тело было и юным, и нежным, и чувственным. Вспомните Марию Магдалину. Она ушла не от соблазна, а за соблазном. Кто знает, сколько еще хотели бы уйти за ним …» И сам Оскар Уайльд отвечает на эти слова: «Вы, мистик Поджерс, глупец. Если они не способны представить, что так можно любить человека, они никогда не смогут понять, что так можно любить Бога». В данном случае я вот так люблю эту женщину, это божество я жажду, жажду как мужчина, всей своей кровью. Дни ревностей и ночи забвений – вот наша громадная жизнь, которая протекает на глазах у зрителей. А они могут слушать слова, истории о свободе личности. Может, кому-то это и важно.
- А как насчет других персонажей. Они подобных чувств не вызывают?
- К другим моим персонажам я не испытываю такой страсти. Рудольф Нуриев, например, рассказывает страстнейшую историю. Но это история восхищения искусством, балетом, жизнью, но не конкретной женщиной. А в женских персонажах совсем другая игра. Соланж (спектакль «Служанки»)– это невероятный поток. У нее даже характера никакого нет. Она каждую секунду превращается, передает жажду вдохновения, свободы, желание быть кому-то нужным. У Саломеи нет такой потребности. Она обожаемая всеми и всегда. Соланж такой не является, и в этом ее катастрофа. Флоренс Дженкинс, следующий мой персонаж, - так у нее совершенно другие стремления, другая цель. Она вообще не в телесной жизни живет. Ну и Баба Яга… Вот Дон Жуан близок, но он так и не познал этого чувства. Хотел бы, да не успел. А, честно говоря, и сами женщины ему этого не дали. Это уже другая катастрофа. Дон Жуан создан был для такой страсти, как у меня с Саломеей, но не сложилось.
- Как удалось столько тонко воссоздать женский образ?
- Я собираю множество «женских проявлений». Благо окружен я женщинами прекрасными, страстными, тонкими и умными, неординарными, непредсказуемыми. Все это естественно впитывается в меня. Но, как правило, на сцене все происходит неожиданно, ты не заготовишь образ заранее. Все происходит сиюсекундно, и на сцене появляется самая настоящая женщина, она непостоянна, изменчива. И я этим восхищаюсь. Конечно, чтобы отследить все эти метаморфозы, нужна актерская интуиция.
Зрители Краснодара неоднозначно восприняли «Саломею». Кто-то, не отрываясь, следил за тем, что происходит на сцене. А кто-то (впрочем, таких были единицы) покинул зал в самом начале спектакля. Однако это не дает повода сомневаться в глубине и точности этого произведения. Да, непривычно нашей публике видеть символические спектакли, где актеры представляют не просто конкретных персонажей, состоящих из наборов социальных и биологических признаков, а некие образы, высшие материи, позволяющие поднять саму жизнь с запутанным клубком проблем и неразрешимых противоречий.
Анастасия Воронович
Специально для «ВК Пресс»
