Константин Симонов и Кубань: во время войны писатель трижды приезжал в край

По велению времени

Таким временем в современной истории стала вторая половина тридцатых и первая половина сороковых годов. Надвигались испанские события, Халхин-Гол и финская кампания. Фашизм готовился к военному броску на Советскую Россию.
Время тревог и опасностей, канун большой и страшной войны требовали своих летописцев. И одним из них стал молодой, талантливый поэт и драматург Константин Симонов.

Выросший в семье военного, с детства познавший гарнизонную жизнь, прошедший трудовую закалку среди московских металлистов, получивший высшее литературное образование и окончивший курсы военных корреспондентов, он был к этому времени таким человеком, который при определенных обстоятельствах мог стать и военным писателем. И он им стал.

Более того, Константин Симонов в сознании советского народа был, есть и останется одним из первых среди когорты талантливых летописцев Великой Отечественной войны от ее первого тяжкого лета, когда в боях под Могилевом он оказался на волосок от гибели, до победной весны сорок пятого, когда в числе трех военкоров ему довелось освещать процедуру принятия маршалом Георгием Жуковым безоговорочной капитуляции германского вермахта.

Константин Симонов в Гулькевичах.

Фото из архива автора.

Константин Симонов стал военным писателем еще до начала Великой Отечественной войны. Многое в надвигающейся войне Симонов почувствовал и понял раньше других. И о многом уже тогда написал впервые. Это он устами Сергея Луконина из своей довоенной пьесы «Парень из нашего города» говорит: «…победу одни живые не делают. Ее пополам делают: живые и мертвые. А война еще только начинается. Пройдет, может быть, много лет, и за много тысяч километров отсюда, в городе… в общем, в последнем фашистском городе поднимет этот последний фашист руки перед танком, на котором будет красное, именно красное знамя».

Константин Симонов оставался военным писателем и после завершения Великой Отечественной войны. «Я до сих пор был и продолжаю оставаться военным писателем», — признавался он в 1966 году. Пройдут десятки лет, а мы будем снова и снова, говорил писатель, возвращаться к этой великой и страшной войне.

Война во всех измерениях. Такой довелось увидеть и почувствовать ее Константину Симонову. От Черного до Баренцева моря и от Сталинграда до Берлина, от первого ее дня и до последнего, от фронтовых штабов до солдатских окопов пролегли военные дороги писателя. Редко кто узнал войну так широко и глубоко.

Были на войне и такие места, где он побывал не один раз. Одним из таких мест является Кубань. Свидетельство тому — страницы его произведений, воспоминания писателя и благодарная память кубанцев.

Фронтовое знакомство с Кубанью

Трижды приезжал он на Кубань в военные годы — в январе — феврале — марте 1942 года и в январе — феврале 1943 года. С военными событиями на Кубани связаны такие его произведения, как стихи «Не той, что из сказок…», «Корреспондентская застольная», очерки «Краснодар», «Гулькевичи — Берлин», «Русская душа» и некоторые другие. Печальная фронтовая история, свидетелем которой он стал в Новороссийске, вошла потом в пьесу «Русские люди» (романтическая любовь Шуры к политруку Ильину). Одними из первых слушателей еще неопубликованного стихотворения «Жди меня, и я вернусь…» в январе 1942 года были новороссийцы.

В дневниках «Разные дни войны» Константин Симонов пишет, как впервые военная судьба забросила его на Кубань. К двум часам дня 1 января 1942 года он с корреспондентом «Правды» М.Мержановым оказался над Краснодарским аэродромом. Накануне здесь выпал глубокий снег, и минут сорок самолету посадки не давали. Наконец, истратив все горючее, летчик лихо приземлился, маневрируя между застрявшими на полосе самолетами. До города шли пешком. Затем сели в трамвай и доехали до штаба фронта. Второго-третьего января писатель готовит статью об успешной высадке десанта в Крым, беседует с командующим фронтом, офицерами штаба, вечером 3-го уезжает в Новороссийск и на сутки останавливается в редакции армейской газеты «На штурм». Здесь в течение нескольких часов написал очерк «Предатель», который в этот же день был опубликован в армейской газете, а позже — в «Красной звезде».

Константин Симонов с санитарками.

Фото из архива автора.

После войны редактор газеты «На штурм» Ю. М. Кокорев вспоминал о том, как вечером, после возвращения Симонова из Крыма, они отогревали и откармливали его и Мержанова в редакции газеты, а потом Константин Михайлович стал читать им свои стихи. Одно стихотворение звучало как мольба и клятва одновременно. Особенно сам рефрен «Жди меня», которым зачиналось большинство строк:

Жди меня,
и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят
грусть
Желтые дожди…
Жди, когда снега
метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других
не ждут,
Позабыв вчера…

Уже по первым строкам стало понятно, что слушатели познакомились с ярким произведением гражданской лирики. А Симонов все читал, нажимая на рефрен «Жди меня…», который звучал и звучал как молитва.

Закончив читать, он сообщил, что написал его накануне ночью и предложил опубликовать стихотворение в армейской газете. Стихи очень понравились, но я посчитал их слишком лирическими для военной поры и отказался. И бил себя по лысеющей голове потом, когда это замечательное стихотворение после скорой публикации в газете «Правда» стало всенародно известным и любимым в тылу и на фронтах».

В полдень 7 января Константин Симонов возвратился в Краснодар, где в этот и на следующий день работал над очерком «Последняя ночь» в помещении редакции краевой газеты «Большевик» (ныне «Вольная Кубань»). Утром 9 января писатель вылетел в Москву.

В феврале — марте 1942 года Константин Симонов вторично посещает Кубань. На этот раз совсем кратковременно. В последних числах февраля он останавливается на ночлег в станице Крымской по пути в Керчь, а 8 марта делает остановку в Краснодаре, возвращаясь из Крыма в Москву.

«Не забуду вас, Марья Ивановна»

Наиболее продолжительным был его третий приезд на Кубань — в январе — феврале 1943 года. «Зимой 1943 года, — вспоминает Константин Симонов, — я пробыл на Кавказском фронте около месяца, с середины января до освобождения Краснодара». Далее он пишет: «В один из этих дней мы вошли вместе с войсками в лежавшую почти на границе со Ставропольем большую кубанскую станицу Гулькевичи. Когда война пошла дальше, в ней разместились штабные учреждения фронта, в том числе узел связи, поблизости от которого, как всегда, лепились корреспонденты. Отсюда уезжали на передовую, сюда возвращались, чтобы передать в Москву материал…». «Квартировали мы там же, где заночевали в день освобождения Гулькевичей, на улице Школьной, в доме Марии Ивановны Новиковой, пожилой женщины, у которой многие из ее близких были на фронте, и она относилась к нам, сравнительно еще молодым людям, истинно по-матерински, с молчаливой самоотверженностью и заботливостью. Я не раз за войну вспоминал эту прекрасную женщину. В одном из фронтовых блокнотов остались строчки, которыми должно было начаться стихотворение:

Нет, я не забуду вас,
Марья Ивановна,
Солдатская мать
из деревни
Гулькевичи…

Нахлынули другие события, стихотворение так и осталось недописанным, но спустя два года, зимой сорок пятого, когда уже далеко на чужой земле думали о близкой победе, я написал восемь строчек, в которых был отзвук той зимы сорок третьего, той женщины, той материнской заботы…».

Сергей ПЛАТОНОВ.
Гулькевичи — Краснодар — Москва.